Римские фантазии

— Ну вот, — вздохнули студенты, — начинается! Надо было сегодня пропустить занятия…

Профессор Угрозный полистал свои бумаги и объявил:

— Я созвал вас, чтобы вырвать у вас истину, и никому не удастся уйти отсюда ни живым, ни мертвым, пока я не выведаю все. Ясно? Так вот… Посмотрим-ка списки ответчиков… Альбани, Альберти, Альбини, Альбони, Альбуччи… Ну ладно, попрошу сюда Цурлетти.

Студент Цурлетти, последний по алфавитному списку, уцепился за стол, пытаясь отдалить удар судьбы, прикрыл глаза и постарался представить себе, будто занимается подводной охотой у острова Эльба. Наконец он поднялся — медленно, точно многотонный корабль в шлюзах Панамского канала, и неохотно направился к кафедре, делая шаг вперед и тотчас же два назад. Профессор Угрозный просверлил его убийственным взглядом и осыпал градом ехидных реплик:

— Дорогой Цурлетти, я требую признания в ваших же интересах. И чем быстрее вы ответите, тем скорее обретете свободу. Кроме того, вы же знаете, что у меня достаточно средств, чтобы развязать вам язык. Отвечайте быстро, не утаивая: когда, как, кем, где и почему был убит Юлий Цезарь? Уточните, как был одет в этот момент Брут, какой длины была борода у Кассия и где находился во время убийства Марк Антоний? Не забудьте сказать, какого размера обувь носила супруга диктатора, а также сколько и каких монет она потратила в то утро, покупая на базаре сыр.

От этой лавины вопросов студент Цурлетти закачался… У него задрожали уши… Но Угрозный был неумолим.

— Сознавайтесь! — грозно потребовал он и вырос еще на пять сантиметров.

— Я требую адвоката… — пролепетал Цурлетти.

— Не выйдет! Здесь не квестура и не трибунал. На адвоката у вас такое же право, как на бесплатный билет до Азорских островов. Ну-ка отвечайте незамедлительно, какая была погода в день преступления?

— Не помню…

— Еще бы! Уверен, вы не помните даже, присутствовал ли там Цицерон и запасся ли он зонтиком или слуховой трубкой, прибыл он в коляске или на такси…

— Не помню… — снова пролепетал Цурлетти, но наконец пришел в себя. Он почувствовал поддержку товарищей, которые, видя, какие титанические усилия ему нужны, чтобы выдержать натиск инквизитора, знаками подбадривали его. Он вскинул голову и заявил:

— Вы не выжмете из меня ни слова!

Аудитория взорвалась аплодисментами.

— Тихо! — возмутился Угрозный. — Или я прикажу очистить помещение!

Но тут последние силы покинули Цурлетти, и он упал в обморок. Угрозный велел позвать служителя, и тот вылил на несчастного ведро воды. Цурлетти открыл глаза и жадно слизал капли:

— Господи, вода-то соленая!

Муки его достигли предела.

Профессор Угрозный тем временем вытянулся до самого потолка и набил себе шишку.

— Признавайся, разбойник! Иначе я возьму твою семью в заложники!

— Ах, только не это, только не это…

— Нет, будет именно это! Служитель!

Сейчас же появился служитель. Он втолкнул отца Цурлетти, почтового служащего тридцати восьми лет. Руки у него были связаны за спиной, голова опущена. Едва слышным голосом — его не хватило бы даже, чтобы произнести «Алло!» в телефонную трубку, — он сказал сыну:

— Признайся, дорогой Альдуччо! Сделай это ради отца твоего! Ради матери, что обливается слезами! Ради сестер-монашек…

— Хватит! — загремел профессор Угрозный. — Уходите!

Цурлетти-отец ушел, постарев прямо на глазах. Пряди седых волос бесшумно сыпались с его головы.

Студент Цурлетти громко всхлипнул. Тогда поднялся со своей скамьи великодушный, как всегда, студент Цурлини и твердо заявил:

— Профессор, я согласен отвечать!

— Наконец-то, — облегченно вздохнул профессор. — Наконец-то вы все скажете мне.

Студенты пришли в ужас при мысли, что вскормили у себя на груди фискала. Они еще не знали, на что способен великодушный Цурлини.

— Юлий Цезарь, — произнес он, притворяясь, будто краснеет от стыда, — скончался, получив двадцать четыре удара кинжалом.

Профессор Угрозный так изумился, что не в силах был даже шевельнуть губами. Его рост мгновенно уменьшился на несколько дециметров.

— Как? — пробормотал он. — Разве их было не двадцать три?

— Двадцать четыре, ваша честь! — не колеблясь, повторил Цурлини.

— Но у меня есть доказательства! — возразил Угрозный. — В моем сейфе хранится ода нашего прославленного Поэта, где он описывает переживания статуи Помпея в тот миг, когда Цезарь упал, сраженный кинжалами заговорщиков. Вот точная цитата, прямо из подлинника:

Недвижный мраморный Помпей
Шептал неслышно: «Ах, злодей!
Он ранен. Боже! Посмотри,
Ты видишь, Цезарь, двадцать три!»

Вы слышите — двадцать три! — повторил профессор. — И нечего наводить тень на плетень своими выдумками!..

Но студенты, сообразив, в чем дело, поддержали Цурлини и хором закричали: «Двадцать четыре, двадцать четыре!..»

Теперь наступила очередь Угрозного испытать муки сомнения. Рост его стремительно уменьшился. Он стал ниже преподавательницы математики. Да что там — его лоб оказался уже на уровне кафедры, и, чтобы видеть студентов, ему пришлось привстать на цыпочки.