Римские фантазии

Он растянулся на скамье, закинул руки за голову и стал смотреть в потолок. Потолок был совершенно белый, но Бананито видел на нем чудесные картины — те, которые он непременно напишет, едва только окажется на свободе. А в том, что он будет освобожден, Бананито нисколько не сомневался. И он был прав, потому что кое-кто уже позаботился о его спасении. Вы, конечно, догадались, что это был Цоппино.

Глава семнадцатая, в конце которой Цоппино снова становится рисунком

огда в доме Бенвенуто-не-присядь-ни-на-минуту, где Джельсомино лечил свое колено, узнали, что художник Бананито сделался министром, котенок решил отправиться к нему, чтобы подать прошение об освобождении тетушки Панноккьи и Ромолетты. Но, к сожалению, опоздал. Когда он добрался до дворца, художника там уже не было.

— Хочешь взглянуть на Бананито, — посмеиваясь, сказал ему стражник, — так ступай в сумасшедший дом. Правда, еще не известно, пустят ли тебя туда. Разве только если ты тоже не в своем уме.

Цоппино долго соображал, притвориться ли ему помешанным, чтобы попасть в сумасшедший дом, или лучше поискать туда какую-нибудь другую дорогу.

— Ну, лапки мои, выручайте, — сказал он наконец, — теперь вчетвером вам будет немного полегче карабкаться по стенам.

Сумасшедший дом, вернее сумасшедшие помещались в мрачном, похожем на замок здании, окруженном глубоким рвом с водой. Цоппино пришлось принять небольшую ванну. Он бросился в воду, переплыл ров, вскарабкался по стене, юркнул в первое же открытое окошко и очутился на кухне. Все повара и слуги в это время спали, и тут был только маленький поваренок, которому велели вымыть пол. Увидев Цоппино, он закричал:

— Брысь! Брысь! Вон отсюда, противный котенок! Пора бы уже знать, что здесь не бывает объедков!

Несчастный поваренок вечно страдал от голода и съедал все кухонные отходы до последней рыбной косточки. Поэтому он и поспешил выгнать котенка. В страхе, что тот утащит у него что-нибудь, поваренок открыл дверь и выпустил его в коридор.

Направо и налево нескончаемо тянулись палаты сошедших с ума, а точнее говоря, совершенно здоровых заключенных. Вся их болезнь состояла лишь в том, что они неосторожно сболтнули где-то правду и попались при этом ищейкам Джакомоне.

Некоторые палаты были без дверей и отделялись от коридора лишь толстой железной решеткой; другие, напротив, имели тяжелые железные двери с маленькими окошками для передачи пищи. Заглянув в одно из этих окошек, Цоппино увидел семерых котов тетушки Панноккьи и, что удивило его гораздо больше, своего старого знакомого Тузика. Коты спали вповалку прямо друг на друге и видели, должно быть, прекрасные сны. У Цоппино не хватило мужества разбудить их, тем более что в этот момент он все равно ничем не мог им помочь. В той же палате, как вы знаете, сидел и Калимеро Денежный Мешок. Калимеро не спал и, увидев Цоппино, стал умолять его:

— Приятель, раздобудь-ка мне мышку, а? Ведь ты разгуливаешь на свободе! Одну-единственную мышку! Как давно уже я не держал в своих когтях мыши!

«Вот это настоящий сумасшедший!», — подумал Цоппино и закрыл окошко. Он не был знаком с Калимеро.

В конце коридора находилась самая большая палата, в которой было заперто человек сто. Среди них были и тетушка Панноккья с Ромолеттой. Если бы в палате горел свет, Цоппино увидел бы их. А если б к тому же тетушка Панноккья не спала, она непременно схватила бы Цоппино за хвост по своей старой привычке. Но свет не горел, и тетушка Панноккья спала крепким сном. Цоппино на цыпочках пробрался через палату и вышел на лестницу, которая вела наверх. Там после долгих поисков он отыскал наконец палату, в которую упрятали Бананито.

Художник спокойно спал, закинув руки за голову, и видел во сне великолепные картины, которые ему предстояло написать. Но в одной из этих картин вдруг образовалась дыра, из чудесного букета цветов вдруг выглянула кошачья мордочка и громко мяукнула. Бананито проснулся, взглянул на дверь и сразу же вспомнил, что он — в сумасшедшем доме. Но окошко в двери было приоткрыто, и в нем виднелась голова мяукающего Цоппино.

— Бананито! Бананито! Ну и крепко же ты спишь!

— Вот чудеса! Голову даю на отсечение, что эти усы принадлежат Цоппино!

— Проснись, говорят тебе! Это я, Цоппино! Да, это я, и даже лапка, которую ты мне сделал, со мною. Она действует превосходно.

Говоря это, Цоппино изловчился, пролез в окошко и прыгнул в палату.

— Я пришел, чтобы выручить тебя.

— Спасибо, милый Цоппино, но как?

— Еще сам не знаю. Хочешь, украду ключи у сторожей?

— Но они могут проснуться.

— Хочешь, прогрызу в двери дырку?

— Эх, будь у тебя сверла вместо зубов, — может быть, и удалось бы… Нет, знаешь, что нам нужно?

— Что?

— Напильник! Достань мне напильник, а об остальном я сам позабочусь.

— Есть! Я мигом разыщу тебе его! Бегу!

— Все можно было бы сделать гораздо быстрее, — остановил его Бананито, — я мог бы просто нарисовать напильник, но эти канальи не оставили мне даже огрызка карандаша!