Римские каникулы

Как только стало известно о Чернобыльской аварии, она позвала к себе всех Киевских родственников, у которых были маленькие дети. Мы с Верой уже жили в собственной квартире и оказывали Галине Михайловне посильную помощь. Наблюдая, сколько времени, сил и денег она тратит, обслуживая всех своих многочисленных гостей, мы стали называть её жертвой Чернобыля. Тёща падала с ног от усталости, но, несмотря на это, продолжала учить мою жену.

–Ну как она может, – жаловалась Вера, – моей дочери уже семь лет… девять… одиннадцать…

Когда дочери исполнилось двенадцать, Вера решила вырваться из-под опеки матери и мы уехали в Америку, но через год Галина Михайловна последовала за нами и, хотя теперь она жила отдельно, взаимоотношения её с Верой остались прежними, да и сама она не изменилась. Она с такой же лёгкостью заводила друзей и с таким же удовольствием их принимала. У неё был удивительный дар и на то и на другое, а её кулинарные способности расцвели в Америке пышным цветом. Однажды мы с женой оказались в её квартире, когда её не было дома. Телефон там ни на минуту не замолкал, а когда жена снимала трубку, звонившие радостно говорили: «Привет, Галочка».

–Это Верочка, её дочь, – огрызалась моя жена, что ничуть не охлаждало их энтузиазма.

В тот день мы узнали много интересного из жизни русских эмигрантов старшего поколения, а по дороге домой Вера сказала:

–Моя мать родилась под счастливой звездой, всё у неё получается: и друзей у неё больше, чем у меня и готовит она вкуснее и здоровье у неё тьфу-тьфу-тьфу.

На протяжении долгого времени всё именно так и было, но однажды Галина Михайловна упала и сломала ногу. Врач сказал, что состояние не опасное, но встать с постели она уже не сможет.

–А если вы сделаете операцию? – спросила тёща.

–В вашем возрасте операция может быть летальной, а вероятность того, что вы снова будете ходить, не больше десяти процентов – ответил врач.

–Ну, что ты думаешь? – спросила меня тёща, когда он вышёл.

–Десять процентов это мало, – осторожно ответил я.

Несколькими энергичными фразами она доходчиво объяснила мне, как сильно я ошибаюсь, и как невысоко она ценит моё мнение, а потом уже спокойнее добавила:

–Для тебя может и мало, а я без движения жить не смогу. Что это! И жить не живёшь, и умирать не умираешь. Нет уж, я буду оперироваться.

–Вспомните сколько вам лет! – не удержался я.

–Помню, поэтому и не хожу к врачам, – ответила она и, подумав, добавила, – тем более что все мои врачи уже давно умерли.

На следующий день она дала мне лист бумаги, на котором было очень подробно описано её погребальное платье.

–Я уже обо всём договорилась с портнихой, – сказала тёща, – она знает мой размер. Нужно лишь купить материал и отдать ей. Сделать всё надо в самое ближайшее время, пока я ещё в состоянии примерить. Не могу же я допустить, чтобы оно сидело на мне, как на корове седло. Кстати, ты тоже на всякий случай должен подготовиться.

–Как?

–Придумать надгробное слово.

–А где вы хотите быть похороненной?

–А ты сделай мне сюрприз, – ответила она.

Я кивнул и помчался сначала в магазин, а потом к портнихе, но портниха стала жаловаться, что у неё много работы и лучше найти кого-нибудь другого. Я начал упрашивать и, в конце концов, она согласилась, но стоило это не меньше, чем платье голливудских звёзд. Пока портниха работала, я писал подобающую случаю речь. Тёще, между тем, сделали операцию и она начала поправляться. Через несколько дней я приехал её навестить, однако в палате её не было. Медсестра сказала, что она занимается лечебной физкультурой, а мне лучше на это не смотреть, потому что родственники обычно очень переживают, глядя, как физиотерапевты мучают их близких. Но я ответил, что посмотрю на это с удовольствием.

Галина Михайловна, превозмогая боль, делала всё, что ей говорил врач. Через три дня она уже ходила с ходунком, через неделю с палочкой, а через две недели опять начала воспитывать мою жену.

–Ну как она может, – привычно возмущалась Вера, – у меня уже внуку семь лет… девять… одиннадцать…

Когда тёща окончательно пришла в себя, мой приятель – редактор русской газеты в Чикаго стал умолять меня дать ему хоть какой-нибудь рассказик. Весь предыдущий месяц мне было не до занятий изящной словесностью, но приятель настаивал и чтобы отвязаться, я чуть переделал надгробное слово и отдал ему. Я рассчитывал, что Миннеаполис слишком далеко от Чикаго и газета к Галине Михайловне не попадёт, но я ошибся. Нашлись добрые люди, которые не поленились купить газету, привезти её сюда и показать тёще. Она с интересом прочла мой опус и сказала, что всё там написано правильно, кроме одного – ещё неизвестно, кто на чьих поминках гулять будет.

В течение последующих лет она несколько раз оказывалась в госпитале в критическом состоянии и каждый раз требовала сшить себе платье по последней моде.

–Это пусть другие лежат в гробу в белых тапочках, – говорила она мне, а я хочу в туфлях на высоком каблуке.