Римские рассказы

Но меня все продолжали трясти, я открыл глаза и вижу — народ: пономарь, который выпучил на меня глаза, священник — старик с растрепанными седыми волосами, в наспех наброшенной одежде, два или три полицейских и среди них — моя жена с угрюмым лицом. Я говорю, не двигаясь с места:

— Оставьте нас… Мы бездомные и пришли поспать в церковь…

Тогда полицейский мне что-то сует под нос; я сначала со сна думал, что это четки, потом вижу — ожерелье из лазурита.

— А это что — для сновидений? — говорит.

В общем, после недолгих разговоров полицейские забрали нас и повели из церкви.

Была еще ночь, но рассвет уже близился; улицы были пустынные, мокрые от росы. И мы, окруженные полицейскими, молча торопливо шагали, понурив головы. Я вижу, как впереди идет моя жена, такая низенькая, бедняжка, в коротенькой юбке, волосы на голове дыбом, и мне до того стало жаль ее, что я сказал одному из полицейских:

— Жаль мне ее и детей.

Он спрашивает:

— А где у тебя дети?

Я объяснил. Он мне:

— Ты отец семейства… Как тебе это в голову взбрело? Ты б о детях подумал.

Я ему ответил:

— Я это и сделал, потому что о детях думал.

В полиции какой-то белокурый молодой человек, сидящий за письменным столом, увидев нас, говорит:

— А, похитители священной утвари…

Вдруг моя жена как закричит страшным голосом:

— Как перед господом богом, я не виновата!..

Я никогда у нее такого голоса не слышал, даже рот разинул.

Полицейский комиссар говорит:

— Значит, твой муж виноват?

— Тоже нет.

— Выходит — я виноват… А как у тебя ожерелье очутилось?

А жена:

— Мадонна сошла с алтаря, своими руками открыла витрину и дала мне ожерелье.

— Ах, Мадонна… А отмычку тебе тоже Мадонна дала?

Но жена, подняв вверх руку, продолжала кричать тем же исступленным голосом:

— Умереть мне на этом месте, если я говорю неправду!

Они допрашивали нас не знаю сколько времени, но я говорил, что ничего не видел, как оно и было на самом деле, а жена все твердила, что ожерелье ей дала Мадонна. Время от времени она выкрикивала:

— Люди, на колени перед чудом!

В общем, она казалась какой-то одержимой или помешанной. Кончилось тем, что ее увели, а она все кричала и призывала Мадонну. Я думаю, они ее в лазарет отправили. Полицейский комиссар стал спрашивать меня, считаю ли я, что моя жена спятила, а я ему ответил:

— Может, и так.

Ведь сумасшедшие — не больные, просто им все по-другому представляется. А потом я подумал, что, может статься, моя жена сказала правду, и так мне стало обидно, что я не видел своими глазами, как Мадонна сошла с алтаря, открыла витрину и отдала жене ожерелье.

Жребий выпадет тебе Перевод 3. Потаповой

Мальчишкой я играл со своими сверстниками в разные игры. У нас была одна считалочка, которая начинается так:

Сто пятнадцать и пятьсот,
На заре петух поет.
А кончается:
Кошка села на трубе,
Жребий выпадет тебе.

Как мне всегда хотелось, чтобы палец считавшего уткнулся в мою грудь и мне бы выпало быть главарем в игре! Самолюбие, что поделаешь. Известно, что в жизни самолюбие — это главное: кто этого не понимает, тот ровно ничего не понимает в жизни. Сделавшись взрослым, я по-прежнему остался человеком, который всегда надеется, что «жребий выпадет» ему. Но только не очень уж часто выпадал он мне, вернее — почти никогда. А вот не так давно к неудобствам моего характера — уж больно я скромный — присоединилось еще и незавидное занятие: я стал работать на вывозке мусора.

Чего только не болтают о мусорщиках! Уж ниже мусорщиков, говорят, никого нет, даже нищие и те повыше. Может, конечно, оно и так. Но только что произошло бы, если б мусорщиков не было? Это сразу видно в дни, когда мы бастуем: весь город грязный, засоренный бумагой, помойки переполнены. А на самых хороших улицах грязнее всего, потому что богатые ведь мусорят больше бедняков; по мусору всегда видно, как люди живут. Именно в такие-то дни и выясняется, как важен мусорщик при теперешней жизни.

Ну так вот, разъезжая на своей повозке с мусором, я считал, что уж никогда не услышу слов: «Жребий выпадет тебе». Выпадало все другим, в особенности с женщинами. Каждый раз, как я говорил какой-нибудь девушке, которая мне нравилась: «Я работаю мусорщиком», она морщила нос и хмурилась. А потом, рано или поздно, она со мной расставалась. Как будто я говорил: «воровством занимаюсь». Поначалу до меня не доходило, а потом постепенно я стал понимать, что вроде лучше скрывать свое ремесло. Можно сказать, окончательно открыл мне глаза старый Сильвестро, с которым мы вместе работали. Однажды утром, когда мы, как обычно, собирали мусор по домам, я ему пожаловался, что женщинам, мол, не нравится наше занятие. Он мне ответил без всякого:

— Да, потому что это грязное ремесло, а женщины таких не любят… Ты скрывай его.

— А что говорить?

— Говори, что ты служащий городского управления. Ведь это в конце концов правда… Все мы муниципальные служащие, и кто мусор собирает, и кто сидит в адресном столе за окошечками — и те и другие служащие.