Римские войны. Под знаком Марса

Жизнь лагеря подчинялась строгому порядку. Все находившиеся в лагере, включая рабов, давали клятву трибунам ничего не красть и приносить все, что будет найдено, командиру. Не вызывает поэтому удивления рассказ о том, что однажды с яблони, оказавшейся внутри лагеря, за время стоянки не было сорвано ни одного яблока. Дежурные манипулы следили за чистотой на лагерных улицах и площади, доставляли продовольствие, дрова, воду. Прием пищи, отбой и подъем, все построения совершались по сигналу трубы. С особенной строгостью обеспечивалось несение караулов. За охрану вала, ворот, складов и командирских палаток отвечали легковооруженные. В каждом манипуле назначалось четверо караульных – по одному на каждую смену ночного караула. Посты сменялись по сигналу трубы. Дежурный трибун назначал пароль, указывал порядок обхода ночных постов и каждое утро проверял, как несли службу ночные караулы.

По столь же строгому раз и навсегда установленному порядку производилось и снятие с лагеря. По описанию историка I в. н. э. Иосифа Флавия это происходило так. «Когда наступает время сворачивать лагерь, звучит труба и никто не остается вбездействии: солдаты мгновенно снимают палатки и делают все необходимые приготовления для выступления. Снова трубы подают сигнал к сбору, и воины, навьючив мулов и нагрузив повозки поклажей, немедленно занимают свои места, подобно бегунам, готовым броситься вперед. Теперь они поджигают лагерь, чтобы он не мог быть использован врагом, тогда как сами они могут в случае необходимости легко построить новый. В третий раз трубят тот же сигнал к отправлению, чтобы поторопить тех, кто по какой-то причине запаздывает, так что благодаря этому никто не может потеряться из строя. Затем стоящий справа от главнокомандующего глашатай вопрошает их, готовы ли они к бою, а они, едва дождавшись вопроса, трижды с воодушевлением громко восклицают «готовы» и, зажигаясь воинственным духом, вместе с ответом выбрасывают вверх правую руку. Затем они выступают, двигаясь в тишине и порядке и, как и в боевом строю, строго придерживаясь своего места».

Античные писатели часто сравнивали римский военный лагерь с городом. По словам того же Иосифа Флавия, прямые улицы, центральное расположение палаток военачальников, площадь, предназначенная для торговли и собраний, кварталы ремесленников[10], места для судейских кресел, где начальники разбирают споры и провинности, – все это уподобляет лагерь настоящему городу. А вот какую хвалу воздает военному лагерю римский полководец Эмилий Павел в речи, которая содержится в «Истории» Тита Ливия: «Предки наши считали укрепленный лагерь гаванью при всех превратностях военной судьбы: можно и выйти оттуда на битву, и там укрыться от бранных бурь... Лагерь победителю – кров, побежденному – убежище. Сколько раз бывало, что войско, не добившись удачи на поле и загнанное в лагерь, улучало время и порой, и очень скоро, мощной вылазкой обращало победоносного врага в бегство. Вторая наша отчизна, где вместо стен вал, а вместо очага и дома палатка, – вот что такое лагерь!»

Обычай устраивать лагерь, действительно, позволял римлянам соединять выгоды оборонительной войны с преимуществами наступательной. Сражаясь подле лагерного вала, как под стенами крепости, они всегда имели укрытие на случай неудачи. В зависимости от обстоятельств они могли принимать бой или избегать его, навязывая свою волю неприятелю. Поэтому уже в древности возникла поговорка, что римляне побеждают подсиживанием.