Римский карнавал

— Понятно, понятно. Он не может безропотно нести свой крест.

Лукреция с тревогой посмотрела вокруг.

— Хватит. Оставьте нас, — велела она служанкам.

Она посмотрела на Санчию, ожидая, что та отпустит своих женщин.

— Они мои друзья, — сказала Санчия. — Надеюсь, станут и твоими. Они восхищаются тобой. Правда? — обратилась она к своему трио.

— Мы все согласны, что мадонна Лукреция очень красива, — ответила за всех Лойселла.

— Теперь расскажи мне о Чезаре, — стала настаивать Санчия. — Он очень сердитый… очень мрачный человек. Я вижу.

— В конце концов Чезаре всегда добивается своего. Он непременно выполняет все задуманное.

— Ты очень любишь своего брата?

— Просто нельзя не восхищаться им, ведь он самый лучший в мире, ему нет равных.

Санчия улыбнулась. Теперь она поняла. В слухах, которые доходили до нее, была доля истины — семейство Борджиа связывали несколько странные отношения, уж слишком страстно любили они друг друга.

Она почувствовала, что Лукреция относится к ней с подозрением и ревностью, потому что Санчия может привлечь внимание папы и Чезаре настолько, что те не будут больше искать общества Лукреции. Ситуация, как в романе, что очень импонировало Санчии.

Более того, ей доставляло удовольствие думать о том, что Чезаре не всегда действовал согласно собственной воле. Он ненавидел кардинальские одежды, как и любое церковное облачение, а его заставили носить его, вот почему она видела в его глазах тлеющий огонь ярости. Она, незаконная дочь короля неаполитанского, вынужденная занимать второе место после ее сводной сестры, понимала его чувства. Это делало ее ближе Чезаре, а его уязвимость интриговала ее.

Когда они отправились в собор Святого Петра, она чувствовала себя бесконечно веселой; она взяла Лукрецию под руку, когда они вошли в церковь. Как же долго тянулась церемония! На ней присутствовал папа римский, который сейчас казался совершенно другим человеком, ничуть не похожим на того общительного отца Лукреции, который проявлял любезность и гостеприимство накануне вечером во время торжественного ужина. Санчия правильно сказала об испанском прелате — его проповедь все продолжалась и продолжалась.

— Я устала, — шепнула она Лукреции. Бледное лицо Лукреции слегка порозовело. Принцесса неаполитанская и понятия не имела о том, как следует вести себя во время торжественной церемонии.

Лукреция промолчала.

— Кончит он когда-нибудь?

Лойселла подавила смешок, а Бернандина прошептала:

— Ради Бога, мадонна, тихо!

— Но ведь так утомительно долго стоять! — пожаловалась Санчия. — Почему мы не можем сесть? Посмотрите, вон свободные скамьи.

Лукреция отчаянно прошептала:

— Они для каноников, когда они будут петь.

— А пока они послужат нам, — решила Санчия.

Несколько человек повернули головы, услышав шепот, очень многие видели, как прекрасная молодая женщина направилась к скамьям, шурша шелками и демонстрируя обтянутые платьем стройные ноги. Лойселла, Франческа и Бернандина, следовавшие за Санчией, не колебались. Куда шла Санчия, туда шли и они.

Лукреция несколько секунд смотрела на девушек, чувствуя, что внутри нее растет волнение. Она знала, что они ведут легкомысленный образ жизни, ей самой хотелось принять участие в приключениях, в которых у них не было недостатка. Она во всем хотела походить на них.

Не колеблясь, она последовала за девушками и устроилась рядом с ними, на лице ее играла непривычно шаловливая улыбка, она едва сдерживала смех.

Они сидели все вместе, Санчия придала лицу нарочито благочестивое выражение, Лойселла опустила голову, чтобы скрыть свое веселье, а Лукреции пришлось собрать всю силу воли, чтобы не разразиться истерическим смехом.

Они возмутили папский двор.

Никогда, сетовали кардиналы, никто из них не видел ничего подобного во время торжественной службы. Женщина из Неаполя явно не более чем дворцовая шлюха. Взгляды, которые она дарит мужчинам, лишний раз подтверждают ее репутацию, о которой они знали давным-давно.

Джироламо Савонарола долго и энергично говорил с кафедры флорентийского собора Святого Марка о том, что папский двор опозорен перед всем миром и что женщины вели себя недостойным образом и тем самым запятнали свою репутацию, устроив настоящий скандал.

Кардиналы отправились к святому отцу.

— Ваше святейшество пережили неприятные минуты, — начал один из них. — Поведение ваших дам во время службы в троицын день привело в ужас всех, кто присутствовал в соборе.

— Неужели? — сказал Александр. — А я заметил, как у многих заблестели глаза, когда они смотрели в их сторону.

— Они выражали свое порицание, ваше святейшество.

— Я не видел никакого порицания, но зато видел некоторое восхищение.

Кардиналы стояли с мрачным видом.

— Ваше святейшество, без сомнения, должным образом поступит с виновными?

— Что вы, что вы, какие виновные? Это просто шалости милых девочек. Молодые девушки от природы резвы и веселы. Да и кому из нас не было немножко скучно слушать нашего почтенного проповедника?

— И тем не менее нельзя вести себя здесь, в Риме, словно в Неаполе!

Папа кивком головы выразил свое согласие. Он поговорит с девушками.