Римский карнавал

Теперь будет пища для разговоров сплетникам, думал Александр, теперь возмущенные кардиналы поднимут головы и голоса; Савонарола станет метать молнии со своей кафедры, обвиняя папский двор во всех грехах.

Папа вздохнул, немного завидуя собственному сыну, и хитро сам себе улыбнулся; он уговорил Чезаре все ему рассказать об их отношениях.

Гоффредо с восторгом наблюдал за танцующими. Какой красивой парой они были! Моя жена и мой брат. Это самые известные люди среди присутствующих на балу. Все на них обращают внимание. И сами они с восхищением смотрят друг на друга.

Чезаре, великий Чезаре будет благодарен мне, потому что я привез ему Санчию. А Санчия, она явно в восторге от Чезаре. Все ее любовники покажутся ей ничтожествами, когда она сравнит его с ними!

Лукреция смотрела на них.

« Итак, — думала она, — Санчия уже решила взять Чезаре в любовники. Она знает, как соблазнить, как ублажить его «.

Лукреции хотелось спрятать лицо и заплакать, а больше всего ей хотелось, чтобы Санчия никогда не приезжала бы в Рим.

Они лежали в постели Санчии.

Санчия улыбалась, глядя сбоку на своего любовника. И вправду, думала она восторженно, он не такой, как все остальные мужчины. Он страстный и в то же время сдержанный, увлекающийся и холодный; он опытен и одновременно жаждет открытий; он обладает двойной силой. При всех своих многочисленных любовных похождениях она не знала любовника, равного Чезаре.

Она повернулась и медленно проговорила:

— Меня надо было выдать замуж за тебя, а не за Гоффредо.

И сразу увидела, как изменилось его лицо — выражение чувственности исчезло, сменившись внезапным гневом, настолько сильным, что девушка поразилась, хотя и была в расслабленном состоянии.

Он сжал кулаки, и она поняла, что он борется с собой, стараясь сдержать свою ярость.

— Мой отец, — проговорил он, — счел целесообразным отправить меня в церковь.

— Просто в голове не укладывается, — спокойно сказала она, кладя ему на спину ладонь и привлекая его к себе, стараясь вызвать в нем желание.

Но не так-то просто было его успокоить.

— У меня два брата, — сказал он, — но отец выбрал меня.

— Ты станешь папой, — ответила Санчия, — но это вовсе не значит, что ты должен лишать себя подобных удовольствий, Чезаре.

— Я хочу командовать армиями. Я хочу иметь сыновей… Законных сыновей. Я чувствую отвращение к церкви и ко всему, что с ней связано. И избавлюсь от своего кардинальского облачения.

Санчия села на постели. Ее длинные волосы скрывали ее наготу. Ее голубые глаза сияли. Она хотела, чтобы он забыл о своих обидах и снова любил ее. Это походило на вызов. Его гнев важнее, чем я? Что же он за мужчина, если лежит со мной в постели и говорит о своих честолюбивых устремлениях?

Она взяла его за руки и улыбнулась ему.

— Не сомневаюсь, что то, о чем ты мечтаешь, непременно сбудется, Чезаре Борджиа.

— Ты колдунья? — спросил он.

— Да, колдунья, Чезаре Борджиа, и я обещаю тебе это… я обещаю тебе солдатскую форму, жену и законных отпрысков.

Он пристально смотрел на нее; по крайней мере ей удалось сосредоточить его внимание на себе, хотя, возможно, ее дар пророчества привлек его сильнее, чем ее тело.

Она смотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Один из детей должен посвятить себя службе церкви, — продолжала она. — Это должен был быть Гоффредо. Почему не он?

Он встал на колени на постели рядом с ней, обхватив за плечи и заглянул в голубые глаза Санчии.

— Да, сказала она. — Вот выход. Нам с Гоффредо нужно развестись. Маленький Гоффредо пусть наденет на себя кардинальские одежды, а Санчия и Чезаре станут мужем и женой.

— Клянусь всеми святыми, — воскликнул Чезаре, — это неплохой план.

Он обнял ее и стал неистово целовать. Она засмеялась.

— Полагаю, мой господин не станет меньше любить меня из-за того, что вскоре я должна буду стать его невестой, а потом и женой. Говорят, что знатные юноши в Риме любят женщин, которых находят себе сами, больше, чем тех, кого им навязывают в жены.

— Договорились, — горячо сказал Чезаре.

— Сначала ты должен заявить, что хочешь стать моим мужем…

Она, смеясь, откинулась на подушки, и некоторое время они боролись.

— Чезаре, — едва сумела выговорить она, — твоей силы хватит на десятерых. ***

Лукреция просила отца принять ее. Александр с тревогой всматривался в лицо дочери. Она выглядела бледной и несчастной.

— Что случилось, моя ненаглядная? — спросил он.

Она опустила глаза. Она ненавидела ложь, но тем не менее не могла решиться сказать ему правду.

— Я неважно чувствую себя, отец, — ответила она. — Чума в самом воздухе Рима, мне кажется, я заразилась. У меня два дня небольшая лихорадка.

Он коснулся своими прохладными унизанными кольцами пальцами ее лба.

— Сохрани тебя Господь, — пробормотал он — Умоляю простить меня. — сказала Лукреция, — потому что то, о чем я собираюсь просить тебя, я знаю, будет неприятно. Ты не захочешь мне позволить сделать это. Я чувствую, что мне нужно переменить обстановку, я хотела бы ненадолго поехать в Пезаро. Тишина.

Папа все сильнее ощущал недовольство замужеством своей дочери.