Римский орел

— Ну конечно! Все вы так говорите. Я-то могу себя контролировать, правда могу, но, когда доходит до дела, обо всем забываю! И куда, ответь, потом бедной девушке деться?

— Тогда иди, — сказал Катон, удивленный ее прямотой. — Но поскорей возвращайся.

— Успокойся. Я сейчас же вернусь.

Лавиния деловито спрыгнула с его груди, обожгла на прощание поцелуем и скрылась. Катон остался лежать с бурно бьющимся сердцем, ошеломленный шокирующим прикосновением девичьей руки к его паху. Ему захотелось, чтобы ее пальчики повторили свой экскурс, и так остро, что он открыл глаза и привстал на локте. Лавиния все не шла, и молодой человек принялся с любопытством озираться вокруг, ибо его зрение, уже привыкшее к темноте, позволяло ему что-то видеть.

Минуты текли, и Катон завздыхал, его стали одолевать мучительные сомнения. Что она может делать так долго? Или… (он в ужасе замер) она решила воспользоваться самым действенным средством против возможной беременности, то есть не приходить вообще? Одна мысль о подобном исходе свидания так его устрашила, что он поспешил выбросить ее из головы. И вдруг осознал, что в зале находится кто-то еще. Юноша встрепенулся, готовый окликнуть беглянку, однако шорохи доносились вовсе не со стороны спальных секций шатра.

Он замер, практически не дыша, напряг слух и всмотрелся во тьму. Возле главного входа в палатку, насторожено пригнувшись, застыла темная человеческая фигура.

Катон обомлел. Он страшно перепугался. Не за себя, за Лавинию, которая вот-вот должна была появиться. Вдруг незнакомцу вздумается наброситься на нее? Но девушка все еще где-то задерживалась, и из глубины личных покоев легата не доносилось ни звука.

Незнакомец бесшумно, с уверенным проворством кота двинулся к стоявшему в центре зала столу. Он был невысок, плотен, завернут в плащ с капюшоном, а в руке его безошибочно угадывался короткий воинский меч, тогда как все вооружение юноши составлял только кинжал, да и тот находился сейчас в ножнах, которые в результате возни своевольно забились под его левую ягодицу. Но, хвала небу, ночной гость не заметил Катона и даже был настолько любезен, что шагах в десяти от кушетки повернулся к нему спиной, потом присел и с очевидной натугой потянул на себя из-под стола какой-то громоздкий предмет. Тот заскрипел, незнакомец замер, после чего потянул снова, уже более осторожно. В два-три приема ему удалось-таки вытащить сундук наружу, и он, склонившись над ним, принялся возиться с замком.

Все это время Катон лежал неподвижно, умирая от страха.

Наконец замок, звякнув, подался. Незнакомец, откинув крышку, стал рыться внутри сундука, видимо, в поисках чего-то конкретного.

И тут Катон шестым чувством понял: еще миг, и ночной визитер обернется. А когда это случится, вряд ли стоит надеяться, что он не заметит распростертую на кушетке фигуру. Осознав это, юноша осторожно подсунул левую руку себе под бедро и взялся за теплую, впечатавшуюся в обивку диванчика рукоять, потом приподнялся, чтобы ослабить давление, и резко, даже чересчур резко, рванул кинжал из ножен. Лезвие лязгнуло, и незнакомец, мгновенно развернувшись, занес меч над головой. Однако от неожиданности он, видимо, позабыл первую заповедь пехотинца, что меч — не топор, и рубящий сильный удар не задел проворно отпрянувшего Катона.

Юноша ответил выпадом в нависшую над ним фигуру. Острие кинжала пронзило плащ и, кажется, плоть.

— Дерьмо! — прорычал, отскакивая назад, незнакомец.

Катон вслепую метнулся налево, к коридору, в котором скрылась Лавиния, но запнулся о табурет и покатился по полу, обдирая в кровь руки. Противник устремился за ним с явным намерением не повторить прежней ошибки. Катон ощутил боль в ноге и увидел, что меч идет ему в горло.

— На помощь! — крикнул он, забиваясь под стол. — Люди, на помощь!

— Заткнись, говнюк! — злобно прошипел незнакомец, и Катон так растерялся, что на миг потерял дар речи. Однако противник стал тыкать мечом в темноту, и он заорал пуще прежнего:

— На помощь! Скорей!

Из спальной части шатра донеслись сонные голоса, и Катон с облегчением услышал, что кто-то зовет охрану. Услышал это и злоумышленник, он выпрямился и завертел головой, очевидно высматривая пути к отступлению. Неожиданно полог главного входа очертили полоски света.

— Сейчас! Я иду! — закричал часовой.

Ночной вор, подскочив к пологу, замер. Кончик копья отвел кожаный клапан в сторону, и пляшущий свет горящего факела проник внутрь шатра. Часовой шагнул в проем, и скрывавшийся слева от него злоумышленник взмахнул мечом.

— Берегись! — крикнул Катон.