Надзор в больнице осуществляется прежде всего надзирателями, самыми обычными тюремными надзирателями, которые поверх своей формы надевают белые халаты. Тюремный коридор – как в любой тюрьме. Камеры на замке. В камерах разных отделений – разное число людей. В неврозном отделении по 2–3 человека. В других отделениях – по 10–12. Кроме надзирателей, есть и санитары. Санитары – это заключенные, уголовные преступники, отбывающие таким образом свое наказание. Это люди, для которых абсолютно все – все равно. Они обязаны как-то общаться с больными, а им это неприятно, и они срывают на больных свою злобу, свое раздражение, свое неудовлетворение. Никакого контроля над ними со стороны врачей нет, и они безнаказанно могут избивать больных. Заключенные хозобслуги всегда могут сослаться на то, что больной вел себя недопустимо, что был в болезненном состоянии, слишком раздражительный, что у них не было возможности поступить с ним иначе. Такого объяснения хватает: они не понесут никакого наказания.
Из этого учреждения значительно труднее выйти, чем попасть в него. Прежде всего, чтобы выйти, нужно официально и открыто заявить врачам, что ты признаешь себя больным. Надо признать, что был болен и все, что делал, делал в состоянии невменяемости. Второе – это нужно заявить, что поступал неправильно. Нужно заявить, что отрекаешься от всего, что делал.
Я знаю несколько примеров, когда люди, не желавшие таким образом отречься от своей деятельности, пробыли много лет в этой больнице. Например, Самсонов Николай Николаевич. Ленинградский геофизик, лауреат. Сидел он только потому, что отказывался признать себя больным. Другим моим товарищем по сумасшедшему дому был, например, французский коммунист, по происхождению румын, который прожил более десяти лет в Марселе, а потом приехал в Советский Союз, чтобы посмотреть, что представляет собой коммунизм на практике. Он поступил в Молдавии на обувную фабрику и там долго работал. Ему не понравилось, что рабочие обувной фабрики, да и всей обувной промышленности, получают так мало денег. Он предложил своим коллегам по работе бороться за лучшую зарплату. Они объявили забастовку, и он был арестован и признан невменяемым. В больнице он не мог понять, что с ним произошло. Что означают такие действия коммунистов? Для него коммунизм и борьба рабочих за лучшую жизнь – это примерно одно и то же. Ему это было непонятно. Под конец его пребывания он, как мне кажется, стал сходить с ума по-настоящему, потому что уверял всех, что в советском правительстве действует рука Ватикана.
Другим моим товарищем по заключению был латыш, живший в Австралии в эмиграции и приехавший в Советский Союз навестить своих родственников и друзей. Его не выпустили из Советского Союза, заявив, что, поскольку он – латыш, он – гражданин Советского Союза. Другого правительства Латвии не существует.
У меня там было много друзей, и судьбы их, все их дела доказывали мне, что в общем-то в эти больницы попадают люди с такими делами, по которым их нельзя судить. Не за что судить. И больница – это просто способ избавиться от них и на время убрать их с глаз долой.
Режим этой больницы напоминал тюремный режим. Один час в день прогулки. Запертые камеры. Один раз в месяц – свидание. Одно письмо родственникам в месяц. Одна передача в месяц. Это был абсолютно тюремный режим. Врачи сами понимали, что это не больница, а тюрьма, и говорили об этом открыто. В случае если больной вел себя недостаточно правильно, он мог быть наказан.
В этой больнице очень легко совершить какую-нибудь провинность. Наказания же весьма суровы. Вот три типа наказаний, применяемых в этой больнице. Первый тип относится к наказанию медицинскими средствами. Известно, я думаю, везде средство под названием «сульфазин». Оно применяется в случае, если пациент, т. е. заключенный, совершил небольшой проступок. Допустим, грубо ответил врачу на какой-либо вопрос или заявил, что врач – палач в белом халате. Сульфазин – болезненное наказание. От него поднимается температура до сорока градусов Цельсия. Человек чувствует лихорадку, он не может встать, не может пошевелиться. Это продолжается день-два. Если же такое «лечение» повторяется, то такое состояние может продлиться и неделю, и десять дней.
В качестве второго наказания применяется средство под названием «аминазин». Это психотропное средство, тоже, наверное, известное в других странах. От него пациент чувствует отупение, сонливость, он может спать несколько суток подряд. Если такое средство применяется как система, то пациент может спать в течение всего срока его употребления.