— А вот о Раймондо. Пусть папа узнает правду об архиепископе. — Кола неторопливо продолжал чтение — «Из почета и уважения к Вашей милостивейшей святости в начале правления я присоединил к себе викария. Когда же было выяснено скрываемое им в течение многих дней малодушие, народ снова единогласно утвердил меня одного. Зная, однако, что плечи мои недостаточно сильны для несения все увеличивающихся государственных забот, я уже дважды предлагал на заседании Совета, чтобы по истечении трехмесячного срока избрали нового трибуна. Но так как все отказываются, я вынужден сохранять за собой власть и делаю это не из честолюбия, не из стремления к высокому сану, должности или мирской известности, которой всегда следует избегать, как грязи, а из желания общего блага и ради благоденствия всех народов. Прошу не особенно прислушиваться к ложным сообщениям, так как с моей стороны все делается во славу и хвалу Вашего святейшества».
— Когда же ты намерен огласить новые законы? — помолчав, спросила Нина.
— Пятнадцатого августа в храме Марии Маджоре намечено мое коронование. Думаю — этот день будет самым удобным.
— Решил все-таки не отказываться от венца? Как бы тебя не обвинили потом в тщеславии.
— Для престижа Рима — главы мира — необходимо укрепить власть трибуна. Она должна быть официально признана и церковью и союзными послами. Чем пышнее и красочнее будет обставлен ритуал, тем лучше.
— Все ли готово к коронации? Договорился ли с приорами церквей? — спросил трибун у брата Андреа, входя в его комнату, похожую на келью.
Молодой францисканец поклонился и показал рукой на стол, где лежали золотой шар державы с маленьким крестом и шесть венцов: пять зеленых из листьев и один серебряный.
— Приоры согласились венчать вас. Правда, кое-кому пришлось напомнить о капитолийском подвале. — Монах сдвинул брови. — Впрочем, они оказались понятливей, чем я ожидал.
— Раймондо, наверное, опять скажется больным и не явится в храм, — тихо произнес Кола. — Обычай требует, чтобы последний серебряный венец был освящен по меньшей мере епископом.
— Даже в этом господь помогает нам, — улыбнулся Андреа. — Только что в Рим прибыл архиепископ Неаполитанский. Он не в ладах с Раймондо и обещал принять участие в торжествах. Мы уже условились.
— Тогда остается решить еще один вопрос. Я хочу, чтобы зеленые венцы с меня снимал человек низкого звания. Им должен быть какой-нибудь бедняк. Пусть римляне видят, что я ценю простых людей не меньше прелатов. Народ сделал меня трибуном, и лишь он может развенчать меня.
— Подыскать подходящего человека нетрудно, — заметил монах. — Кстати, в приемной вас ждет старец, по виду нищий…
— Что же ты не впустил его?
— Старик показался мне не тем, за кого он себя выдает. Слишком гордый взгляд, хотя одет в лохмотья. Надо бы проверить.
— Не будь чересчур подозрительным, — сказал Кола. — Вряд ли моей жизни угрожает опасность от руки слабого старика.
— У вас много врагов. Не следует забывать об осторожности.
— Это правда, — согласился трибун, — но все-таки прикажи впустить его. Возможно, мы заставляем ждать друга.
Брат Андреа вышел из комнаты. Вскоре он вернулся в сопровождении невысокого седобородого старца. Кола ди Риенцо радостно шагнул ему навстречу.
— Волкано! Мой спаситель! — Он заключил пришельца в объятия. — Вот мы и свиделись. Мне как раз нужен человек, который будет снимать венцы с трибуна.
— Что же, могу и снять, работа не тяжелая, — улыбнулся старец. — Но я пришел, чтобы сообщить кое-что важное.
— Хорошо, об этом мы еще потолкуем. А сейчас пора собираться…
На Эсквилинском холме среди мелких домишек ремесленников и развалин древних строений высился величественный храм Марии Маджоре. Его увенчивали две широкие восьмиугольные башни с позолоченными куполами и самая высокая в городе колокольня. На протяжении десяти веков римляне ежегодно отмечали здесь день успения пресвятой девы Марии. Утром пятнадцатого августа у храма Марии Маджоре собрался почти весь город. После традиционной службы в честь царицы небесной в соборе состоялся торжественный обряд венчания трибуна.
Перед главным алтарем собора при большом стечении народа прелаты римской церкви поочередно венчали его шестью венцами. Первый венец из листьев дуба возложил на трибуна приор Латеранского собора. Поясняя символический смысл венца, он сказал: «Ты спас граждан от смерти». Затем приор церкви святого Петра со словами «Ты охранял науки» надел ему другой венец из плюща. Потом трибуна венчали: декан церкви святого Павла — миртом, приор храма Марии Маджор — лавром, старший каноник Капитолийской церкви — венцом из зелени, росшей на триумфальной арке императора Константина Великого. Шестой серебряный венец-корону надел на Колу специально прибывший приор церкви Святого Духа в Саксии. При этом каждый из них разъяснял символику венца.