Ринальдо Ринальдини, атаман разбойников

— Человек, — возразил старец, — может все, чего он хочет. Так хочешь ли ты остаться на этом острове или ощущаешь потребность и достаточно мужества вновь поездить по белу свету? Только чуть меньше упрямства, и ты будешь чувствовать себя среди людей очень даже хорошо. В человеческом обществе быть упрямым неприлично; люди не терпят упрямства. Они или отвечают тебе тем же — при этом ты ничего не выигрываешь, или от тебя бегут — при этом ты выигрываешь еще меньше. Я знаю мир и людей. Прислушайся ко мне, моими устами говорит опыт. Я хочу доверить тебе одну тайну и тем самым открыть тебе тайну всех умных людей, тех, кто стал значительным в этом мире, и тех, кто еще станет значительным. Обязанности человеческого общества — это нескончаемый, беспрерывный обмен деяниями. Ты даешь, и ты берешь. Не принимай участия ни в каком деле, если не ждешь, что оно принесет тебе выгоду. Твой разум, твои познания и твою обходительность — все вкладывай в дело обмена, не причиняй вреда ближним твоим, уважай их; служи им, если ты можешь; оставь им их притязания и прости им их слабости. Они не останутся неблагодарными: твои расходы будут тебе всегда возвращены сторицей.

— Но среди этих людей будут и друзья, — сказал Ринальдо, — а ведь дружба требует…

— Дружбу, — прервал его старец, — считай всегда и самым прекрасным, и самым опасным подарком Небес. Ее наличие восхитительно, ее непостоянство ужасно. Постигнет твоего друга несчастный случай, а ты ничем помочь ему не можешь, так не дай боли за него одолеть тебя.

Ринальдо посмотрел на него и заметил:

— А ты не поступал так, как говоришь. Во всяком случае, по отношению ко мне!

— Ты мне больше чем друг.

— Больше? Больше чем друг? Я — тебе? И кто же я тебе?

— Я люблю тебя, — ответил старец, — как отец любит сына. Так хочет мое сердце.

После небольшой паузы Ринальдо спросил:

— Ты был, с тех пор как мы расстались, опять на Сицилии?

Довольно улыбаясь, старец ответил:

— Я был во Фронтейе. Там творились жуткие бесчинства. Священники потянули моих учеников в трибунал и круто обошлись с ними. Большая их часть попала в монастыри и обречена на вечное покаяние, а некоторые даже умерли под пытками.

— Боже правый!

— Из них хотели вытянуть признание в язычестве. Видит Бог, моим ученикам выпало то же самое, что некогда пришлось во Франции на долю невинных тамплиеров! Кстати, в Сицилии считают, что барка, на которой находились мы и королевские солдаты, либо утонула, либо ее пустил ко дну какой-то пират.

После небольшой паузы старец, улыбаясь, продолжал:

— Мои книги сейчас в руках инквизиционного трибунала… В Палермо и Мессине я прочел вывешенные повсюду объявления об отмене награды за твою голову; вот один экземпляр! Поскольку Ринальдини поглощен волнами. Но, видимо, очень скоро будут объявлены новые награды, Чинтио и Лодовико во главе большого отряда перегнули палку в Сицилии.

— Как? Чинтио? Лодовико?

— То, что проделывал ты, в сравнении с тем, что проделывают они, просто детские шалости.

— Я счастлив! А как обстоят дела с операцией на Корсике?

— Отложить дело не значит отказаться от него.

— Где живет Дианора?

— Иди в большой мир, найдешь ее.

— А чем ты сейчас занимаешься?

— Торговлей. Как купец, я плаваю на судах по морям.

Раздались два пушечных выстрела, извещавшие о прибытии корабля.

Онорио и старец вышли из скита. Но скоро вернулись, и старец сказал:

— Ринальдо, прибыл сицилианский корабль. Он пострадал от шторма, его хотят здесь ремонтировать. Капитан хочет несколько дней пробыть здесь. А мой корабль отплывает. Хочешь уехать со мной?

Онорио обнял Ринальдо и, запинаясь, пробормотал:

— Следуй за твоим другом! Оставь меня здесь одного, дай мне спокойно умереть.

— Я понимаю, что ты хочешь сказать! — ответил печально Ринальдо. — Да, умирай здесь спокойно. Прощай! Я ухожу в большой мир, а из большого мира — к своим разбойникам. Старец! Я следую за тобой.

Утро было прекрасным. Корабль скользил по морю. Ринальдо стоял на палубе.

На востоке небо заливалось багрянцем. Сверкающие лучи прорезали чистый воздух и прочерчивали голубоватый свод пурпурными полосами.

Ринальдо смотрел на небо со слезами на глазах. Его чувства нашли свое выражение в безмолвной утренней молитве. Старец стоял рядом с ним.

Вокруг посветлело, ярче засверкали все краски. Тысячи золотых лучей вспыхивали в воздухе. Восток горел огнем.

И вот появилось солнце. Его сияющий диск парил над горизонтом. Какое-то мгновение казалось, что оно восседает на море, как на троне, наконец-то оно уже взошло, ясное, ослепительное, поистине — его небесное королевское величество.

Ринальдо упал на колени, воздел руки и произнес:

— Великий свет небес! Сколь часто видел ты разбойника на залитых кровью тропах, как часто твой взгляд проникал в его потаенные уголки! О, загляни в мое сердце и узри, как я страдаю!

Старец рывком поднял его и сказал:

— Посмотри-ка, друг, без подзорной трубы ты уже не увидишь Лампидозы. Остров остался далеко позади. Так в быстром беге времени исчезают деяния людей, так исчезает воспоминание о добре и зле!