Дорогу домой Ринама видела, как в тумане; нащупав подъезд, она потянулась к дверной ручке, но её опередила девочка с собачкой. «Тётя Ринама, давайте я вам помогу», — жалостливо сказала девочка. Она открыла дверь и погладила лохматую собачонку. «Какая ты неряха, Генивея, — строго сказала девочка, грозя собачке кукольным пальчиком. — Вечно бегаешь, как заведённая». Ринама посмотрела на пристыженное животное: у него было мамино лицо. «Она действительно похожа на собачку», — подумала помутившаяся женщина и, поправив окровавленную шапочку, потащилась на четвёртый этаж. Жрес был на работе, Авбюлка посапывала в кроватке, а Генивея, как угорелая, носилась по квартире. Подбежав к дочери, она сняла с неё кроваво-синюю шапочку и, подпрыгивая от непонятного нетерпения, стала бережно ощупывать забинтованную голову. «Ты что скачешь, как собака?» — неожиданно для самой себя выпалила Ринама. «Как ты сказала, доченька?» — переспросила озабоченная Генивея, приплясывая на одном месте. «Собака, собака и есть», — с озлобленным ожесточением повторила Ринама. Генивею, как ветром, сдуло в «большую комнату», а Ринама задрожала от громового удара хлопнувшей над головой двери. Через минуту раздалась оглушительная соловьиная трель, и трепещущая женщина, заткнув уши тонкими пальцами, заковыляла в прихожую. «Татаркой» оказалась добродушная водяная соседка с верхнего этажа. Она протягивала Ринаме аппетитные пирожные и напрашивалась на чай. Ринама нехотя накрыла стол на кухне, чтобы не разбудить Авбюлку. По просьбе добродушной женщины, к чаепитию присоединилась дёргающаяся Генивея, которая, обжигаясь, хлебала чай маленькими суетливыми глотками. Внимательно взглянув на увлечённую пожилую женщину, гостья стала восхищаться её моложавостью. Захлёбываясь чаем и словами, польщённая Генивея вспомнила молодость и морскую службу. Поддакивая хозяйке, соседка выпила пять чашек чая, не притронувшись к пирожным. На шестой чашке она вспомнила о включённом утюге и заторопилась домой. Через пять-десять минут к Генивее вернулись размеренные движения, и, обняв дочь, она тихонько заплакала у неё на плече. «Что я тебе сделала, доченька?» — беспомощно повторяла несчастная мать, поглаживая шершавые бинты на драгоценной белокурой головке. Ринама отирала мягкой ладошкой святые материнские слёзы и скороговоркой вымаливала прощение. Отпустив друг другу все мирские грехи, помирившиеся женщины разошлись по своим делам. Генивея отправилась к проснувшейся Авбюлке, а Ринама повела атаку на ненавистный телевизор. Она произнесла в прямом эфире пламенную речь, а благодарный телеящик пожелал своей ораторше: «Всего доброго. До свидания». Это было что-то новенькое. Ринама уже успела привыкнуть к армии стукачей, визитной карточкой которых было пожелание крепкого здоровья и всего самого доброго. Но усовершенствованный пароль «всего доброго, до свидания» законспирированная женщина слышала впервые. Из неведения её вывел всё тот же телеящик, который охотно разъяснил ситуацию знакомым вкрадчивым голосом. Отныне Ринама должна была выделять телевизионных стукачей из многочисленной армии просто стукачей по вновь разработанному паролю. Просвещённая женщина не смогла удержаться от саркастической насмешки; но это был смех сквозь слёзы, так как он утонул в бурном потоке, устремившемся из непросыхавших глаз. Ринаме совсем стало не до смеха, когда её самая лучшая на свете мама пожелала ей «всего доброго, до свидания». Сжав солёные от слёз губы, нервная женщина дрожащими руками ухватилась за мужа, как утопающий за соломинку.
— Что опять приключилось? — недовольно спросил супруг, давя нараставшее раздражение.
— Заяц, я больше не могу. Мама сказала: «Всего доброго, до свидания».
— Ты что, сошла с ума? Почему мама не может сказать: «Всего доброго?»
— Но она сказала: «Всего доброго, до свидания».
— Да ну? А я подумал, что она спела арию Риголетто мужским голосом.
— Зря ты так. Это пароль стукачей-энтузиастов.
— Ты думаешь, они все — идейные? Одних, понятное дело, наняли, других — охмурили, третьих — заставили.
— То есть как — заставили?
— Ну, не знаю — шантажом, запугиванием… ещё чем-нибудь… той же аппаратурой.
— Заставили? Аппаратурой? Мою маму заставили?
— Ты совсем спятила. Это просто невыносимо.
— Не нравлюсь — давай разведёмся. Я тебя не держу.
— Ишь — размечталась. Мы сделаем иначе — поедем куда-нибудь развеемся. Куда хочет Зайчишка?
— К Миаду. Жутко соскучилась по своим племянникам.
30