Ринг за колючей проволокой

В разгаре поединка Вилли ударил Андрея открытой перчаткой. Он целил в лицо, но Бурзенко успел защититься и подставить плечо. На плече, словно кровавая печать, вспыхнули багровые полосы. По боксерским правилам бить открытой перчаткой не разрешалось. За такой запрещенный удар судья обязан наказать виновника. Андрей выразительно взглянул на судью, но уголовник сделал вид, что ничего не заметил.

Пытаясь скорее сломить сопротивление русского, Вилли стал все чаще и чаще применять запрещенные удары по затылку и ниже линии пояса. Из толпы зрителей, особенно из задних рядов, раздались негодующие выкрики. В минутный перерыв судья вынужден был подойти к Вилли и сделать ему замечание. Помощник палача, разгоряченный боем, вспыхнул. Ему осмеливаются делать замечание! Он вскочил с места и коротко размахнулся. Уголовник, подброшенный сильным и точным ударом, свалился под натянутые веревки.

Переступив через тело судьи, Вилли медленно двинулся к русскому.

Бурзенко, поняв намерение помощника палача, встал навстречу. Начался неравный бой, бой без судьи, без ограничения времени, без правил.

Бурзенко парировал два прямых удара, «нырнул» под несущую боковой удар правую руку и, не принимая ближнего боя, отскочил в сторону. Отскакивая, Андрей успел нанести короткий удар снизу по корпусу. Вилли, отпрянув назад, тут же бросился вперед. Он стремился развить успех. Он стремился, не давая ни малейшей передышки, сломить волю русского боксера, сковать его движения, подавить упорное сопротивление…

Но это ему не удалось. Андрей вел бой. Он защищался и контратаковал. Его точные прямые удары доставляли много хлопот нацисту. Благодаря им Андрей все время держался на дальней дистанции и не подпускал к себе взбешенного помощника палача. Тот упрямо лез вперед, стремился сблизиться, чтобы пустить в ход свои кулаки.

«А что, если?.. – мелькнула в голове Андрея дерзкая мысль. – А что, если попытаться усыпить бдительность Вилли, убедить его в своем преимуществе, заставить хотя бы на мгновение ослабить защиту?.. Один удар сможет решить исход поединка». И тут же другой голос, словно внутри Андрея находились два человека, запротестовал, запротестовал категорически. В таком опасном положении делать ставку на решающий удар равносильно безумию. Вилли опытный и коварный враг. Чтобы усыпить его бдительность, нужно очень много самообладания и артистического умения, нужно хотя бы несколько ударов пропустить, принять на себя, а иначе он не поверит. Такого на мякине не проведешь. А если принять на себя удары, дать им достигнуть цели, где гарантия, что они не потрясут, не ослабят организм, не подорвут те силы, которые будут необходимы в решающее мгновение? Сможет ли он, Андрей, сохранить в таком бурном темпе необходимую энергию для сокрушающего удара! Но первый голос снова и снова упрямо повторяет: только решающий удар, только решающий удар! Кровь стучит молоточками в висках, во рту пересохло, липкий пот застилает глаза. Другого выхода нет…

И Бурзенко решился: пан или пропал! Он пошел на сближение. Вилли принял это как должное.

Мобилизуя все свое мастерство на защиту от сильных ударов, Бурзенко стал все чаще и чаще задерживаться в ближнем бою. Задерживаться не для ведения поединка. Едва только противники сближались, едва только Вилли готовился обрушить на русского град коротких ударов снизу, как Андрей прижимался к нему вплотную и обнимал врага. Андрей в буквальном смысле повисал на нем. Вилли сначала останавливал бой, пытаясь стряхнуть Андрея, потом стал грубо отталкивать его.

– Вилли, давай! – вопили зеленые.

– Добивай!

Но Вилли не торопился. Он еще не верил в «усталость» Андрея. Быстро работая длинными руками, Вилли слегка открывает свой подбородок. Он словно «забывается» в пылу схватки и слишком низко опускает кулаки.

Подбородок открыт. Он рядом! Один бросок, и перчатка, кажется, упрется в его квадратную челюсть.

Но Андрей, сдерживая искушение, медлит, не бьет. Он знает – это прием. Он видит – это испытание. Стоит только сделать хоть малейшее движение, угрожающее подбородку, стоит только начать атаку, как тут же встретишь на своем пути жесткую перчатку Вилли. Ведь не напрасно же тот перенес вес тела на левую ногу, а правую, облегченную, поставил на носок! Малейшая опасность – и Вилли легким пружинистым толчком перенесет вес тела на другую ногу, что даст ему возможность сделать уклон назад или в сторону.

Андрей поборол искушение, сдержал себя. Он не бросился вперед, чего так страстно желал Вилли. Русский мастер продолжал защищаться, отвечать ударами, словно он не заметил открытого подбородка. Бурзенко делал вид, что он устал и думает только о защите. Ему лишь бы продержаться, не попасть под рычаги Вилли. Андрей всячески, но не навязчиво подчеркивал всем своим видом, что у него в этом бою ничего не получается, что он подавлен, что он выдохся и бережно расходует остатки сил на защиту.