Ринг за колючей проволокой

С первого же дня Андрей стал тренироваться. Но какая это был тренировка? Полуголодный, отощавший спортсмен больше всего следил за тем, чтобы не переутомляться. Переутомление при таком плохом питании может немедленно превратиться в перетренировку. А перетренироваться – значит выйти из строя. Поэтому Андрей после каждого занятия мылся теплой водой и ложился вздремнуть на час-полтора. Бурзенко из личного опыта знал, что сон восстанавливает силы. Но, кроме сна, организм требовал хорошего питания. А вот с едой дела обстояли далеко не блестяще. Правда, ежедневно Андрею доставали лишнюю пайку хлеба, лишнюю чашку брюквенной похлебки, но чувство голода по-прежнему оставалось постоянным спутником боксера.

Шел сентябрь. Осень в Германии была солнечная, теплая. По небу плыли редкие облака, в воздухе носились паутинки. И за колючей проволокой концлагеря дыхание осени чувствовалось особенно остро. Трава, кое-где выступавшая сквозь камни и асфальт, поблекла. Немногочисленные буковые деревья осунулись, в их темно-зеленых кронах появились блеклые желтые листья. Они появились, как появляется седина, неожиданно, за одну ночь. Казалось, что ужасы концлагеря коснулись и деревьев.

Андрей Бурзенко часто любовался величественными лесными богатырями – буками и вязами. Они напоминали ему юг, родную Среднюю Азию. Там, дома, он любил в знойные дни отдыхать под тенью широколистых чинар и карагачей. Как давно это было!

Одно дерево – старый кряжистый дуб – пользовалось особым уважением в концлагере. Говорят, что под ним сотню лет тому назад любил отдыхать великий поэт Гёте. Заключенные, особенно немцы, с грустью показывали дуб новичкам и рассказывали о нем предания и легенды. В одной из них говорится, что Гёте, показывая на этот дуб, сказал герцогу Карлу Августу: «Германия будет жить до тех пор, пока будет жить этот дуб!» А эсэсовцы тоже чтили исторический дуб, только чтили по-своему. Под дубом они всегда устраивали массовые истязания и казни.

Под этими деревьями уголовники задумали провести «боксерские состязания».

За три дня до начала «состязаний» Батыр Каримов сказал Андрею: «Сегодня тебя вызовет к себе староста. Сходи. Товарищи тебе подарок приготовили». И ушел со своей группой на работу. Подпольный центр устроил Каримова на военный завод «Густлов-верке», который находился рядом с концлагерем. Андрей искренне завидовал земляку. Там, на военном заводе, советские военнопленные, рискуя жизнью, портят станки, выводят из строя ценное оборудование. Там, на заводе, люди борются. Там фронт. Каримов рассказывал, что в последний месяц поток брака вырос на много процентов. Эсэсовцы выбились из сил, но найти причины массового брака не могут. А заключенные-специалисты утверждают, что виной всему якобы «низкое» качество стали.

Андрей мыл шваброй пол, когда его окликнул староста барака.

– Андрэ, зайди ко мне.

В каморке Альфреда Бунцоля сидел Костя Сапрыкин. Да, тот самый Костя-моряк, который еще в вагоне эшелона готовился к побегу.

– Костя! – Бурзенко широко раскрыл руки.

– Андрюха! Братишка!

Они обнялись, расцеловались.

– А ты ничего, – пошутил Андрей, хлопая Костю по его крупным плечам, – крепок. Только вот седины много.

– Фрицы подкрасили, на всю жизнь, – отшутился Костя и сразу перешел к делу. – Андрюха, получай. По распоряжению центра выдаю тебе из нашего неприкосновенного запаса миску сливочного масла.

– Сливочного масла? – переспросил Андрей, не веря своим ушам.

– Самого первосортного, – Костя взял со стола алюминиевую миску и снял с нее крышку. – Вот оно. Позаимствовали у эсэсовцев без отдачи. Только ты сразу не набрасывайся.

– А зачем оно мне, – облизывая губы, спросил Андрей, – есть более нуждающиеся.

– Вот что, братишка, – Костя положил руку ему на плечо. – Приказы командира не обсуждают, а выполняют. Знаешь, братишка, – продолжал Костя, – как бы я хотел быть на твоем месте. Зеленые у меня вот тут сидят, – и он провел ребром ладони себе по горлу. – Как бы я хотел их вот так, публично, чтоб все видели. По морде, по жирной морде!

И Костя, подвинув свою табуретку ближе к Андрею, стал рассказывать. Сразу же после прибытия в Бухенвальд он попал в особую рабочую команду, которая обслуживает крематорий и знаменитый бухенвальдский «хитрый домик». Жила команда прямо на территории крематория. Периодически она поголовно истреблялась и на ее место набиралась новая.