Читаем Ринг за колючей проволокой полностью

– Что, не по душе проигрыш? То-то! Вот сейчас я тебе мат сделаю, – майор сделал ход конем: – Шах!

Тиман искусно проигрывал. Успех окрылял майора. Он даже подобрел и, усмехнувшись, бросил Гельмуту сигарету:

– Можешь закурить, говорят, иногда помогает.

Тиман облизал пересохшие губы и спросил:

– Герр майор, можно вам задать не служебный, а так сказать рождественский, вопрос?

– Слушаю.

– Герр майор, вы как-то рассказывали, что у вас есть свое имение. Возле Фрейбурга. Красивые там места!

Говен расплылся в улыбке.

– Какой там воздух! Наша, немецкая, Швейцария. Как там хорошо сейчас, ты даже и не представляешь.

Гельмут подался чуть вперед:

– Герр майор… Простите за любопытство, какой доход приносит вам имение?

Говен закурил сигарету и важно произнес:

– Три тысячи чистого.

«Врешь, голубчик, – подумал Тиман, – на твой счет поступает только тысяча восемьсот сорок две марки».

– А если бы вам сейчас, герр майор, на стол положили… – Гельмут немного помедлил и мечтательно произнес: – Ну, скажем, сумму, равную десятилетнему доходу. А?

Говен поднял глаза на Тимана и рассмеялся.

– Я не мечтатель.

– А все-таки, – не унимался Тиман. – Скоро рождество, можно и помечтать. Предетавьте, что однажды вы открываете кабинет и видите на вашем столе тридцать тысяч марок…

– Глупости, – сказал главный врач, – глупости вы говорите, – и, помолчав, снова рассмеялся. – Коммунист! Мечтатель! Все вы такие… Живете иллюзиями! То народам земной рай обещаете, этот самый коммунизм, то всякие пятилетние планы выдумываете…

Говен ткнул сигарету в пепельницу и продолжал:

– Учиться надо у американцев. Там не мечтают – делают деньги, – и уже совсем другим тоном, видимо, вопрос Тимана попал в цель, тихо спросил:

– А какая добрая фея их положит на стол?

Гельмут Тиман глубоко затянулся и, медленно выпустив дым, сказал, раздельно произнося каждое слово:

– Что бы вы сказали, герр майор, если бы Кушнир-Кушнарев неожиданно заболел… за тридцать тысяч.

Лицо майора стало жестким. Он впился глазами в Гельмута. Рука эсэсовца медленно потянулась к кобуре, но остановилась. Тридцать тысяч – это, черт возьми, целое состояние! Говен глотнул слюну:

– Хорошо, согласен.

У Тимана отлегло от сердца.

– Только не золотыми зубами, – брезгливо поморщился Говен. – Чистой валютой. В марках!

Через полчаса дежурный эсэсовец вручил провокатору повестку, подписанную самим главным врачом: Кушнир-Кушнареву предлагалось немедленно явиться в лагерную больницу для профилактики против сыпного тифа.

В одежде Кушнир-Кушнарева при осмотре была «обнаружена» вошь. Санитары «нашли» еще одну в постели провокатора.

– Придется вас положить в больницу, – сказал Тиман.

– Нет, нет, я в больницу не лягу. – задрожал негодяй. – И лекарств пить не буду! И уколы делать не дам!

Главный врач презрительно осмотрел дряблое тело наркомана: за эту гадину дают тридцать тысяч! И распорядился:

– Положить Кушнир-Кушнарева в отдельную палату, под мой контроль.

Потом бросил бывшему царскому генералу:

– Вас будет лечить сам начальник отделения доктор Тиман.

– Спасибо, герр майор, спасибо, – улыбка застыла на лице Кушнир-Кушнарева.

Провокатора поместили в отдельной палате. Еду для Кушнир-Кушнарева по распоряжению Говена доставляли солдаты из эсэсовской кухни.

Тиман понимал, что, пока марки не будут у Говена на столе, ни одного волоса не упадет с головы предателя.

А перевести драгоценности в валюту было не просто. Центр искал способ переправить их из концлагеря в Веймар и в городском банке обменять на деньги.

Кухонная команда еженедельно ездила в Веймар получать продукты для эсэсовцев. В команде были свои люди. Им и поручили ответственную операцию. Русский подпольщик Александр Позевай до войны работал в Киевском уголовном розыске и хорошо знал, как воры прячут золото и бриллианты. Его советами воспользовались немецкие друзья. Старый коммунист Роберт Зиверт, имевший связи с подпольной коммунистической организацией Тюрингии, дал явки в рабочих кварталах.

– Передайте от меня привет, и вам помогут.

В канун отъезда кухонной команды старший вещевого склада Отто Галле вынес драгоценности. Он их заранее отобрал и держал в специальном тайнике. Однако, несмотря на все предосторожности, эсэсовец Бамбус, отвечавший за вещевой склад, обратил внимание на исчезновение части слитков. Он кинулся прямо к Галле:

– Куда идет золото?

Отто не растерялся. Он таинственно прошептал:

– Герр коменданту.

Бамбус прикусил язык. Тут уж он был бессилен, против ветра не плюнешь. Он промычал что-то насчет осторожности и посоветовал:

– Ты только записывай для учета. А то берет начальство, а расплачиваться своими головами нам придется.

В канун рождества Гельмут Тиман выложил на стол перед остолбеневшим майором тридцать тысяч новеньких марок:

– Не трудитесь считать, герр майор, цифра точная. Говен опустился на стул. Несколько секунд неподвижно смотрел на тугие пачки, горкой наваленные на письменном столе. Тридцать тысяч. Черт возьми, целое состояние! Главный врач выдвинул ящик письменного стола и торопливо сложил в него пачки ассигнаций. Щелкнул замок. Майор СС Говен поднял глаза на заключенного:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное