Читаем Ринг за колючей проволокой полностью

– …Администрация лагеря примет все меры к тому, чтоб навести порядок. Тот, кто не желает подчиняться железному порядку, пойдет в «люфт». Отныне и навсегда устанавливается система заложников. За каждого, кто вздумает бежать, будут отвечать его товарищи. Ибо они, зная о побеге, своевременно не информируют администрацию и, таким образом, являются косвенными соучастниками совершения побега. И если сегодняшние беглецы не будут обнаружены, тогда…

Из длинной речи эсэсовца стало известно, что совершен групповой побег. Бежали пятнадцать человек. Они сделали подкоп. Среди беглецов – Иван Пархоменко. Бурзенко узнал об этом, услышав хорошо помнившийся ему номер.

У Андрея захватило дыхание. Как бы он хотел быть в числе бежавших!

Пошел мелкий дождь. Холодные капли падают на разгоряченные головы, стекают струйками за спину. Одежда постепенно намокает. Узники жмутся плотнее друг к другу, пытаясь согреться.

– Теперь настоимся.

Время идет медленно. Блокфюреры зверствуют. Они мечутся, наводят равнение ударами палок. А до рассвета еще-далеко.

Наступает хмурое утро. Мелко моросит дождь. Узники промокли до костей. Одежду хоть выжимай. И долго ли еще будет длиться эта пытка?

Так прошел день. К вечеру загремели барабаны, послышались отрывистые команды. В распахнутые ворота въехала крытая грузовая автомашина. В кузове толпились автоматчики.

Беглецы пойманы!

Андрей похолодел. Он приподнимается на цыпочки и поверх голов товарищей видит, как мордастые эсэсовцы сбрасывают трупы на землю. Десятки тысяч узников притихли. Только гремят барабаны, да в микрофон визжит самодовольный фашист:

– …Такая участь ожидает каждого, кто осмелится высунуть свой нос за пределы лагеря. Великая, могучая Германия, самая гуманная и справедливая страна, может стать жестокой для тех, кто выступает против ее справедливых законов…

Надрывно гремят барабаны. Раздается команда Макса Шуберта. Кричат блокфюреры. Взмахивают палками надсмотрщики. Для устрашения и в назидание заключенных побарачно, команду за командой, прогоняют мимо растерзанных беглецов: смотрите и трепещите!

Первыми идут французы. Поравнявшись с теми, кто отважился попытать счастья и вырваться на свободу, они как по команде вскидывают руку. Они отдают воинскую честь героям.

Злоба перекосила лицо рапортфюрера. Эсэсовцы и надсмотрщики, взмахнув палками и плетками, бросились в гущу колонны. Палачам не понять, что они не могут сломить дух солидарности, силу дружбы людей, ненавидящих фашизм.

Узники, колонна за колонной, проходят перед изуродованными трупами смельчаков. Идут тихо, в скорбном молчании. Прощайте, дорогие товарищи! Придет время – мы за все отомстим…

Андрей вместе со своими друзьями всматривается в погибших. Их лица изуродованы до неузнаваемости.

Андрей замедляет шаги, ищет взглядом Ивана Пархоменко. Но его почему-то нет. Не может быть. Он вспоминает, что у Ивана была половина уха. Андрей еще раз внимательно просматривает убитых. Ивана среди них нет! Он жив! Он ушел!

– А это – это другие… Их вместо тех…

Весь день только и говорили о групповом побеге. По заданию подпольного интернационального антифашистского центра активисты вели разъяснительную работу среди заключенных. Они разоблачали «хитрость» эсэсовцев. Концлагерь походил на растревоженный улей.

Удачный побег Ивана Пархоменко и его группы всколыхнул душу боксера. Андрей целыми ночами напролет лежал с закрытыми глазами и думал, думал. Бежать. Бежать этой весною. Во что бы то ни стало!

Бурзенко чувствовал себя обиженным. Как же так? Иван Пархоменко, близкий человек, который был добрым наставником Андрея, не только не предложил ему участвовать в побеге, но даже не сказал о том, что побег готовится. Не пришел и проститься. Подпольный центр, конечно, знал о побеге, руководил им. Это факт. А Андрею никто из подпольного центра не намекнул на это. О нем забыли. Конечно, забыли! Но кто он такой, чтоб о нем заботились? Командир? Нет. Политработник? Он простой солдат, рядовой Советской Армии, комсомолец. И все. А сколько таких, как он? Тысячи. Десятки тысяч. И каждый рвется на свободу. А разве всех в побег снарядишь? Нет, чтобы освободить всех, другое требуется. Массовые выступления, чтоб всем сразу. Восстание!

При этой мысли Андрей оживился. Восстание! Вот тогда б досталось и эсэсовцам и зеленым. Боксер мысленно представил себя в первых рядах штурмующих. Горят эсэсовские склады, дым окутал административный городок. В проволоке проделаны проходы. Везде бой. Он, с группой товарищей, захватывает главные ворота, влезает на башню, срывает немецкий флаг и на его место прикрепляет красное знамя. Бухенвальд свободен!..

На этом радужная картина, нарисованная воображением, обрывалась. Восстание? А где оружие? С пустыми руками на пулеметные вышки не полезешь. Нужна военная организация. Чтобы, как в армии, – батальоны, роты, взводы. У каждого свое задание. Тогда б иное дело…

Сколько б Андрей ни думал, он приходил к одному решению: надо самому начинать готовиться к побегу.

И Андрей решил поговорить с Батыром.

Каримов, внимательно выслушав исповедь Андрея, спросил:

– А как же бокс?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное