Ринг за колючей проволокой

Уголовники вне себя от восторга: наконец-то собьют спесь с проклятого русского! Наконец-то кулаки доблестного арийца утвердят превосходство высшей расы! Зеленые, обступившие со всех сторон ринг, шумели, гудели, торжествовали. Выкриками, свистом, аплодисментами приветствовали они каждый удачный маневр Вилли, каждую удачную атаку.

– Рус, ложись!

– Капут!

– Сдавайся!

Политические тревожно молчали. Даже самые несведущие в спорте понимали, что на ринге творится что-то неладное. Этот бой не похож на все предыдущие. Андрей торопливо отступал. Андрей избегал сближения. Андрею приходилось туго… И никто из друзей не может ему помочь. Тысячи взглядов скрестились на русском боксере. Держись, Андрей!

Удар гонга развел противников. Положив отяжелевшие руки на упругие веревки, Андрей широко открытым ртом жадно глотал воздух. Гарри Миттильдорп торопливо вытирал мокрой тряпкой воспаленный лоб и грудь боксера.

Встреча, судя по первому раунду, складывалась не в его пользу. Это Андрей уже понял. И напрасно Гарри шепчет успокаивающие слова, ободряет. «Нет, друг, ты же сам отлично понимаешь, что я сегодня проигрываю», – думал Бурзенко.

Конечно, будь эта встреча не в концлагере, а на воле, еще неизвестно, кому бы из них присудили победу! Но здесь, когда вокруг ринга кровожадные лица врагов, когда эти враги являются и судьями поединка, здесь нечего рассчитывать на объективную оценку, на справедливое судейство. Выиграть бой даже по очкам ему все равно не удастся. Немецкие уголовники сделают все, чтобы он проиграл.

В этом, почти безвыходном, положении успех может принести только явное преимущество или нокаут, чистая победа. Но как добиться ее, когда инициатива ускользает из рук? Как бросить противника на землю, когда он превосходит, в весе почти на двадцать килограммов? Трудно думать о победе, когда еле успеваешь защищаться.

Второй раунд был таким же, как и первый. Андрей, избегая сближения, уходил от боксмайстера шагами в сторону. Защищался отскоками, уклонами, парировал тяжелые удары подставками и отбивами. А мозг напряженно работал, анализировал ход боя, распутывал паутину атак, которую плел искусный враг. Глаза Андрея фиксировали каждое дыхание, каждый взмах руки, поворот корпуса, движение ног фашиста. У него, кажется, нет промахов! Он бьет, умело защищаясь, и, не забывая об опасности, атакует. Его атаки стремительны, но не сумбурны, удары резки, но не торопливы. Где же выход? Где же ключ к победе? Неужели у этого зверя нет уязвимого места?

В третьем раунде Вилли все также наседал и бомбардировал Андрея тяжелыми ударами. Он упрямо шел вперед. Но в его действиях начала появляться какая-то нервозность. Упорство русского стало раздражать Вилли. Он не привык, чтобы его жертвы защищались.

В разгаре поединка Вилли ударил Андрея открытой перчаткой. Он целил в лицо, но Бурзенко успел защититься и подставить плечо. На плече, словно кровавая печать, вспыхнули багровые полосы. По правилам бить открытой перчаткой не разрешается: за такой запрещенный удар судья обязан наказать виновника. Андрей выразительно взглянул на судью, но уголовник сделал вид, что ничего не заметил.

Пытаясь скорее сломить сопротивление русского, Вилли стал все чаще применять запрещенные приемы: бил открытой перчаткой, локтем, наносил удары по затылку и ниже пояса. Из толпы зрителей, особенно из задних рядов, раздавались негодующие выкрики. В минутный перерыв судья вынужден был подойти к Вилли и сделать ему дружеское замечание. Помощник палача, разгоряченный боем, вспыхнул. Ему осмеливаются указывать! Он вскочил и коротко размахнулся. Судья, подброшенный сильным и точным ударом, свалился под натянутые веревки.

Переступив через судью, Вилли медленно двинулся к русскому.

Начался неравный бой. Бой без судьи, без ограничения времени, без правил.

Бурзенко парировал два прямых удара и, не принимая ближнего боя, отскочил в сторону. Отскакивая, он успел нанести Вилли короткий удар снизу по корпусу.

Андрей вел бой. Он защищался и контратаковал. Его точные прямые удары доставляли много хлопот нацисту. Благодаря им Андрей все время не допускал к себе взбешенного помощника палача. Тот упрямо лез вперед, стремился сблизиться, чтобы пустить в ход не только кулаки.

«А что, если?.. – мелькнула в голове Андрея дерзкая мысль. – А что если попытаться усыпить бдительность Вилли, заставить хотя бы на мгновенье ослабить защиту?..» Но Вилли опытный и коварный враг. Чтобы усыпить его бдительность, нужно большое самообладание и выдержка, нужно хотя бы несколько ударов принять на себя, а иначе он не поверит. А если принять удары, дать им достигнуть цели, где гарантия, что они не потрясут, не подорвут те силы, которые будут так необходимы в решающее мгновенье? Сможет ли Андрей сохранить в таком бурном темпе необходимую энергию для сокрушающего удара? Но сейчас спасти Бурзенко может только решающий удар.

Кровь стучит молоточками в висках Андрея, во рту пересохло, липкий пот застилал глаза. Другого выхода нет… И он решился: пан или пропал! Он пошел на сближение. Вилли принял это как должное.