Рис

У Лун еще долго стоял у реки, вспоминая, как годы назад он впервые ступил на полночную пристань. Ватагу портовых громил, что тогда измывались над ним, разметало по свету. Но он не забыл этих лиц. Не забыл, как под звуки их пьяной отрыжки терпел униженья, как ради кусочка соленой свинины назвал всех и каждого папой; и сердце его наполнялось неистовым, буйным страданием. Вытянув в стороны руки, он снова и снова взбегал и спускался по трапу, покуда душевная боль не прошла. У Лун спрыгнул на пристань и вдруг разглядел правым глазом юнца, крепко спавшего подле тюков с привезенным товаром. У Лун подошел и подергал его за бородку, сжав редкие волосы меж двух монет. Юный грузчик очнулся от сна.

– Назовешь меня папой, – У Лун был сама доброта, – и монеты твои. Назовешь, сможешь несколько дней не работать.

Юнец, удивленно взглянув на У Лун’а, немного помялся и робко сказал ему: «Папа».

У Лун с искаженным невнятной гримасой лицом, бросил деньги на землю:

– Ты вправду назвал, – и внезапно, подавшись вперед, наступил на протянутую за монетами руку. – Держи, бесхребетная тварь!

Подхватив с земли шест, У Лун стал колотить им темени грузчика:

– Я ненавижу вас, грязных дешевок. Вы ради гроша, ради мяса куска, даже черта отцом назовете.

Братва на причале безмолвно следила за дикою сценой. За годы они уже свыклись с внезапными вспышками гнева, считая их за проявления странного нрава У Лун’а, но их излияния на подвернувшихся под руку самых случайных людей продолжали вселять в души страх. У Лун выронил шест. Между пальцев руки, прикрывающей темя юнца, пробивались кровавые струйки. У Лун заглянул своей жертве в лицо.

– Я читаю в глазах твоих ненависть. Это похвально. Когда-то я был еще большей дешевкой. И, знаешь, как я стал другим? Через ненависть. Вот что ты должен копить, чтобы стать человеком. Ты можешь забыть свою мать и отца, но не смей забывать свою ненависть.

Со стороны старой фабрики вдруг долетели тревожные трели свистков. Когда стражи порядка примчались на пристань, У Лун, его люди, запретные грузы уже растворились в ночной темноте. Лишь едва различимый душок злодеяний витал над безлюдным причалом. Обычное дело. Несметные споры преступности, произрастая в грязи городских переулков, давали в порту урожай каждодневных разбоев, насилий, убийств. Этой ночью опять на земле была свежая кровь. Возле груды тюков одинокий юнец, обтирая обрывком бумаги залитое красною жижей лицо, одурело глазел на прибывший наряд и в ответ на любые вопросы твердил лишь невнятное: «Я ненавижу».

Глава X

У входа в лабаз письмоносец выкрикивал имя Ци Юнь. Получив первый раз в своей жизни письмо, та вручила его – долгий срок не касаясь ни книг, ни газет, Ци Юнь тщетно пыталась хоть что-то понять – для прочтения старшему сыну.

– Моя дорогая... на днях... Бао Ю, – тот небрежно скользнул по листочку глазами. – Племянник приедет тебя навестить.

Обомлев на мгновенье, Ци Юнь издала тяжкий вздох и взялась пересчитывать что-то на пальцах.

– Бедняжка. Лет двадцать уже, как мертва его мать, а он помнит о тетке, – Ци Юнь подняла на Ми Шэн’а набухшие влагой глаза. – Помнишь чай двоюродного брата? Что статью своей, что умом в сотню раз вас обоих был лучше. А сколько надежд подавал...

– Да уж как мне не помнить, – язвительно глянув на мать, Ми Шэн смял белоснежный листок и вложил ей в ладонь. – Братец этот на мне как на лошади ездил. И веткой по заду хлестал.

Дня через три утонченного вида, одетый в заморский костюм молодой человек появился на улице Каменщиков. Привлекая внимание домохозяек изящной, ничем не стесненной походкой, он неторопливо вошел в дверь лабаза Большего Гуся.

– Сын Чжи Юнь, – сорвалось с языка у глазевшей вослед незнакомцу владелицы мелочной лавки. – Никак сын Чжи Юнь воротился.

Когда возвратились «попавшие в небо» Ми Шэн и Чай Шэн – их послали встречать Бао Ю на железнодорожный вокзал – на дворе уже били домашнюю птицу.

– А он уже здесь, – торжествующее бросила им обдиравшая перья и пух Сюэ Цяо. – Какие неловкие. Только отправь вас встречать человека...

– И где человек? – сдвинул брови Ми Шэн.

– Вместе с мамой в гостиной. Ступайте быстрее!

– Быстрее? – Ми Шэн, с отвращеньем взглянув на жену, похромал в свой покой. – Буду я перед ним унижаться.

Чай Шэн, войдя в двери гостиной, увидел изящно одетого гостя и мать, восседавших бок о бок в старинных, из красного дерева креслах. Во время дежурных приветствий холодный блеск глаз и раскованный вид Бао Ю, дав понять о его превосходстве, немного смутили Чай Шэн’а. Пристроившись рядом, он взялся расспрашивать гостя о ставках в Шанхае:

– Брат любит бои? Я бы смог подобрать ему самого лютого в мире сверчка.

– Прежде в игры играл, – усмехнувшись, ответил ему Бао Ю на приятном для слуха пекинском наречьи. – Теперь только дело: недвижимость или поставки угля.

– Ни на что не годны твои братья, – взроптала на чад мигом павшая духом Ци Юнь. – Младший занят бирюльками дни напролет. Старший вовсе ничем, только знает брюзжать. Рано ль поздно в руках их погибнет лабаз.