Rise (СИ)

— Легче?! Да что ты понимаешь? — повысил я голос.

— Ничего не понимаю. Потому и прошу объяснить.

— Ну хорошо, раз ты так хочешь — слушай…

И я рассказал ей об всем. О том, как я получил травму и каким адом были для меня первые полгода после этого, как я жил три года под домашним арестом и не представлял, что же будет дальше, о том, как попал в Хогвартс, и как Грейнджер предложила мне побыть ее подопытным кроликом, о том, как мы расшифровывали рецепт, искали ингредиенты и готовили это чертово зелье, о том, как я свыкся с мыслью, что оно может мне помочь, что когда я его все-таки выпил, не произошло ничего, и о том, какую пустоту и обиду на себя и на весь мир я сейчас ощущал. Я говорил не меньше часа, и все это время Дэвидсон терпеливо слушала меня, ни разу не перебив. Она только смотрела на меня неотрывно своими зелеными глазами, и в них я, кажется, временами видел боль и сочувствие. А может, я просто хотел это видеть.

Мне и правда стало легче, когда закончился мой рассказ. Проговаривая все вслух, я раскладывал все свои мысли по полочкам. Умолчал только об одном — о своем неоднозначном и противоречивом отношении к Грейнджер. Но я не был готов ни с кем делиться этим, тем более, что сейчас все стало еще сложнее.

— Не знаю, что и сказать, Драко, — опустив глаза, проговорила она, когда я закончил свой длинный рассказ. — Нужно, наверное, просто искать выход дальше, волшебство на многое способно. В конце концов, есть еще темная магия, которая, я уверена, может помочь. От тебя отвернулись, а значит, ты вправе спасать себя так, как считаешь нужным. Кроме того, у тебя есть друзья, которые поддержат.

— Я не готов пока принять вашу жалость, — сказал я.

— Я говорила о поддержке, а не о жалости. Жалость отвратительна по своей природе.

— Ладно, я понял. Мне надо побыть одному, ты не могла бы меня оставить?

— Хорошо, — сказала Амелия, поднимаясь. — Будь сильным, — она дотронулась до моей руки, немного сжала ее на прощанье и ушла.

Этот простой дружеский жест был приятным, но я поймал себя на мысли, что было бы лучше, если бы другая маленькая ладошка сжала сейчас мою руку.

*

Как бы то ни было, после разговора с Дэвидсон я успокоился и начал приходить в себя. Мне все еще было тяжело, но с этим можно было мириться.

Ближе к вечеру ко мне пришла Грейнджер.

— Я слышала от мадам Помфри, что она готова отпустить тебя отсюда, — начала она.

— Да, — сухо ответил я.

— Ты в порядке?

— Да.

— Никаких…

— …изменений, — закончил я за нее. — Да, Грейнджер, все, как было. Мне уже надоел этот вопрос.

— Ты же знаешь, что это еще ничего не значит. В книге ведь не сказано точно, сколько должно пройти дней, — заявила она.

— Так говорилось “через некоторое время”, так что подразумевались, скорее всего часы, а не дни. Но что об этом в третий раз говорить? — я опять начал злиться.

— Малфой, — Гермиона дотронулась до моего плеча. — Послушай…

— Не надо, — сказал я и сбросил ее руку. — Практически никогда не бывает так, что сразу после приема зелья, человек ничего не ощущает. Это может означать только одно — зелье не работает.

— Но шанс ведь есть, хоть и маленький, — не знаю, кого она уговаривала и обнадеживала: меня или себя.

— Не с моим счастьем, — проворчал я. — Грейнджер, уйди, я не могу тебя пока видеть.

Она вздохнула и скрестила руки на груди.

— До встречи на занятиях, Малфой.

*

Вечером Тинки отлевитировал меня в мою комнату. Едва я открыл дверь, на меня уставился Хэролд Райт. Черт, я совсем забыл о нем. Его вид меня раздражал, а он все смотрел и смотрел на меня. Я улегся на кровать и отвернулся от него. После больничной эта кровать казалась просто восхитительно удобной. Я сразу же уснул, и мне снилась Грейнджер, обещавшая мне, что все будет хорошо. Но даже во сне я уже отказывался в это верить.

Сейчас занятия я посещал только с помощью эльфа. Для меня настало время бесконечных контрольных и эссе, тогда как остальные студенты вовсю готовились к предстоящему балу, о котором я напрочь забыл. Благодаря Алексу и Амелии я не сильно отстал в учебе, они приносили мне все необходимое для занятий, а слишком больше количество свободного времени способствовало обучению.

Я кое-как справился с контрольными по всем предметам. Даже Куппер задала мне написать простенькое эссе и с каменным лицом вывела на нем оценку “слабо”, которую спустя минуту перечеркнула, исправив на “удовлетворительно”. Только зельеварение Слизнорт мне поставил просто так, сказав, что уверен в моих силах, потому не хочет меня нагружать сложным заданием, и поставил мне “выше ожидаемого”, сообщив, что надеется в следующем семестре легкой рукой поставить “превосходно” за мои труды.

С Грейнджер мы виделись только на одном единственном занятии по трансфигурации. Она бросала на меня непозволительно долгие взгляды, которые я старался игнорировать. Я все еще злился на нее. Или на себя.