Риша решает!

– А может, – произношу задумчиво, ощутив вспышку озарения, – она так пыталась доказать тебе свой выбор? Хотела показать, что нужен ей только ты?

– Лесе нужен комфорт, а не я. – Влад демонстративно закатывает глаза. – Ей страшно, Стас. Это видно. Что делать? Куда идти? Четыре года нас вел ты, буквально тащил за собой. Тогда думать было не нужно, принимать решения тоже, все это было на тебе, а теперь… каждому пришлось взять за себя ответственность.

– Я всех подвел. Столько наобещал, а в итоге…

– Ты сделал все, что мог.

– Ни черта я не сделал.

– Вот только не надо напрашиваться на похвалу. Я не буду тебя утешать.

– Какая жалость, – шутливо отмахиваюсь я, но отрезвляющие воспоминания вдруг проносятся холодными мурашками по плечам. – Слушай, а ты не скучаешь? По «Фениксам», по нашей жизни?

Влад ложится на спину, закинув руки за голову, и я устраиваюсь рядом. Молчим несколько мгновений, точно напитываясь энергией сцены, которая всегда придавала сил. Ну, почти всегда. Когда мы были мелкими, каждый концерт воспринимался как праздник. Подготовка, репетиции, костюмы. Сердце замирало за кулисами и, казалось, не билось до тех пор, пока номер не заканчивался. А потом шквал хлопков, крики, свист. Тяжелое дыхание и поклон. Но чем серьезнее все становилось, тем меньше оставалось удовольствия. Стрессы, тревоги, страхи. Они оплетали, окутывали тяжелыми цепями. Аплодисменты уже не звучали так громко, сердце не выпрыгивало из груди. Пытаюсь вспомнить последнее выступление, дешевая подтанцовка у малоизвестной певицы. Я почти ничего не чувствовал, даже не волновался. Со мной были только воспоминания о счастье на сцене и ускользающая вуаль мечты.

– Можно я скажу честно? – приглушенно спрашивает Влад.

– Конечно.

– Я даже рад, что все закончилось. Что больше не нужно просыпаться в пять утра и носиться весь день по пробам, а вечером выступать за три копейки. Выслушивать этих двинутых хореографов и агентов, улыбаться незнакомым людям.

– Теперь я чувствую себя тираном.

– Нет. У нас была общая мечта, мы все этого хотели. Верили, что вот сейчас, еще чуть-чуть, и выстрелим.

– Ага, а пришлось застрелиться.

– Никто не умер, – серьезно заявляет Влад. – Я недавно созванивался с Петей. Он с парнями у себя в городе открыл ларек с шаурмой и бургерами, а девчонки, Таня и Наташа, вписались в какую-то полуцирковую труппу. У остальных вроде тоже все хорошо. А еще, прикинь, Ксюха и Денис женятся.

– Да ладно?

– Да! Она сказала ждать приглашения. Весной или в начале лета.

– Круто, – мягко усмехаюсь я.

Если у ребят все хорошо, если они нашли или еще найдут себя в чем-то другом, я буду рад. Искренне. Несколько лет я считал их почти семьей, и это не изменилось. Я буду болеть за каждого, пусть мы больше и не связаны так тесно, как раньше.

– Может, и у нас все наладится, – с надеждой рассуждает Влад. – Может, это шанс пожить нормальной жизнью. Выспаться, потусить. Попробовать что-то новое. Здесь не так уж и плохо.

– Ну конечно, – деланно фыркаю я. – Это же не ты два месяца жил в каморке, спал на полу и питался пирожками.

– Никто тебя из дома не выгонял!

– Да знаю я. Ты там мою комнату еще не сдал?

– Никто не хочет жить в этом свинарнике.

– Пошел ты, – бросаю беззлобно.

– Сам иди! – смеется Влад, и я чувствую, что он внимательно на меня смотрит.

– Что? – спрашиваю я, поворачиваясь.

– Раз уж мы помирились… не хочешь рассказать мне, что за романтическо-эротический марафон в наших снах?

Закрываю глаза ладонью, лицо горит, а головокружение усиливается. Кажется, бурбон начинает вставлять не по-детски. Размытые образы ускоряют сердечный ритм. Последнюю неделю мои сны становились все четче и ярче, некоторые из них я могу воспроизвести по памяти в мельчайших деталях, от которых немеют пальцы и сбивается дыхание.

– Черт, – тихо ругаюсь я. – Мы снова синхронизировались?

– Похоже на то, потому что… ну, как бы, блондинки не в моем вкусе.

– Зато ты очень даже в ее, – бубню я.

– В смысле? О ком ты говоришь?

Сглатываю горькую слюну и тяжело вздыхаю:

– О Рише Мариновне. Здоровья ее матери.

– Так это Арина?!

– Не вопи, – отвечаю, поморщившись. – Да, она. И ей нравишься ты.

– Что за глупость? Мы почти не общались. Если все дело во внешности, то тут у тебя есть все то же, что и у меня. Тем более, у вас еще и совместные занятия…

– Уже нет.

– Как это? Почему?

На грудь будто падает мешок с цементом, вышибая воздух из легких. Наш последний разговор с Ришей похож на сцену из театра абсурда. Как я мог так подставиться? Зачем влез в этот бесполезный спор? Есть ли еще шанс все наладить? С Ришей нельзя быть в чем-то абсолютно уверенным. Мы слишком мало знакомы, чтобы с точностью просчитать верные шаги.

– Потому что я идиот, который не умеет держать себя в руках.

– Вы поссорились?

– Ну-у-у… она послала меня куда подальше. Как думаешь, мы поссорились?

– Извинись. Делов-то.

– Если бы все было так просто.