– Ты замечательная женщина, – сказал я.
– Гм. Я сделала несколько фотографий парусника и проявила их в круглосуточном ателье.
Она открыла сумочку и вытащила желтый пакет, в котором, помимо отпускных снимков, находились три отчетливые цветные фотографии моей первой тюрьмы. В трех ракурсах, пойманных, когда парусник круто разворачивался во время прилива.
– Можешь взять их, если хочешь, – сказала она.
– Я бы расцеловал тебя.
Ее лицо просияло от удовольствия.
– Если ты покопаешься в пачке, то найдешь весьма плохую фотографию Аластера Ярдли. Мне не удалось как следует навести на резкость. Я немного торопилась – он шел навстречу со своим бельем, и мне не хотелось, чтобы он заподозрил, будто я фотографирую лично его. Понимаешь, мне пришлось сделать вид, что я снимаю общий вид порта, поэтому, боюсь, вышло не очень хорошо.
Хилари щелкнула его по пояс и, как она и сказала, слегка не в фокусе.
Но его наверняка узнал бы каждый, кто с ним встречался. Ярдли смотрел вперед, не в камеру, и нес под мышкой белый сверток. Даже на расплывчатой картинке неуступчивое выражение придавало чертам лица силу и твердость; он производил впечатление человека напористого и решительного. Наверное, Ярдли мог бы мне понравиться, если бы мы встретились при других обстоятельствах.
– Ты отнесешь карточки в полицию? – поинтересовалась Хилари.
– Не знаю. – Я задумался. – Ты можешь одолжить мне негативы, чтобы напечатать побольше фотографий?
– Выбери, какие тебе нужны, и возьми их, – сказала она.
Я так и поступил, и мы еще посидели за чашечкой кофе.
– Надеюсь, – промолвила она, – что ты один или два раза вспоминал о... том времени, которое мы провели вместе.
– Да.
Она взглянула на меня с улыбкой в глазах, спрятанных за стеклами очков.
– Ты сожалеешь об этом?
– Нет, конечно. А ты?
Она покачала головой.
– Возможно, еще рано судить. Но мне кажется, это изменит всю мою жизнь.
– Каким образом? – спросил я.
– У меня такое ощущение, словно ты высвободил во мне огромный запас интеллектуальной энергии. Меня подавляло осознание невежества и даже неполноценности. И оно ушло. Я чувствую себя ракетой, заправленной горючим и готовой к запуску.
– Куда? – спросил я. – Выше поста директрисы?
– Ничего определенного, что имело бы материальное выражение. Но моя школа сделается лучше, а кроме того, существуют такие вещи, как власть, влияние и признание в политических кругах.
– Мисс Пинлок станет великой силой в стране.
– Ну, это мы еще посмотрим, – сказала она. Я мысленно вернулся к тому времени, когда мне было восемнадцать лет и я впервые переспал с девушкой. Большим облегчением было узнать наконец, о чем же так много говорят все вокруг, но я не припоминал, чтобы почувствовал какой-то особенный прилив энергии. Возможно, опыт пришел ко мне слишком легко и слишком рано. А, вернее, я никогда и не обладал могучим потенциалом Пинлок.
Я оплатил счет, и мы вышли на улицу. Стояла прохладная апрельская погода, как и всю последнюю неделю, и Хилари зябко поежилась в своем пальто.
– В том и состоит беда теплых, уютных гнездышек... жизнь не щадит вас, когда вы их покидаете.
– В аллегорическом смысле?
– Разумеется.
Мы двинулись обратно к конторе по Хай-стрит, вдоль вереницы магазинов. У дверей люди сновали туда и сюда, словно пчелы у отверстия улья. Привычная картина уличной жизни после трех последних недель казалась легкомысленной и нереальной.
Мы поравнялись с банком: так получилось, но ни я лично не хранил там свои деньги, ни наша фирма не пользовалась услугами этого банка, но он занимался делами многих наших клиентов.
– Ты не могла бы подождать секунду? – спросил я. – На этой неделе мне пришла в голову парочка идей... просто хочу кое-что проверить.
Хилари улыбнулась, с готовностью кивнула и без лишних слов осталась ждать, когда я отправился с кратким визитом в банк.
– Как ты? – спросил я, снова присоединившись к ней.
– Прекрасно, – ответила она. – Где тебя держали в том фургоне?
– На складе. – Я сверился с часами. – Хочешь посмотреть? Я бы взглянул на него еще разок.
– Хорошо.
– Моя машина стоит за конторой.
Мы пошли дальше, мимо маленького симпатичного магазина одежды. Я бесцельно скользнул взглядом по витрине, сделал еще два шага и остановился.
– Хилари...
– Да?
– Я хочу сделать тебе подарок.
– Не будь смешным, – сказала она.
Она громко возражала по пути в магазин и умолкла, лишь взглянув на то, что я предлагал ей носить: вещь, которую я заметил на витрине, длинное вызывающее алое манто.
– Примерь, – попросил я.
Качая головой, она сняла унылое твидовое пальто и позволила продавщице набросить себе на плечи яркое просторное одеяние. Она стояла неподвижно, пока девушка застегивала пуговицы и поправляла элегантный воротник. Посмотрела на себя в зеркало. Гадкий утенок превратился в лебедя, подумал я.
Простоватая женщина преобразилась. Она выглядела величественно и роскошно, тонкая красная шерсть ниспадала эффектными складками на ее высокой фигуре.
– Ракеты, – сказал я, – приводят в движение пламя.
– Ты не можешь купить мне это.
– Почему нет?
Я выписал девушке чек, и Хилари, наверное, впервые в жизни лишилась дара речи.