— А если кого загрызет или перепугает? — поежившись, спросил блондин.
— Что вы, Виктор Викторович, — улыбнулся я, — в цирке все давно привыкли к Султану. Он очень умный и привязчивый. Да здесь и не бывает никого, кроме моих служащих, пожарного с бухгалтером и директора.
Обойдя громадный кирпичный столб, к которому было приставлено старое пианино, мы увидели львенка. Султан дожидался меня возле вольера. Животные в клетках поднялись и заволновались, по опыту зная, что вслед за львенком покажусь и я. Увидев нас, львенок распластался на полу, опустив голову на лапы и плотно прижав уши. Круп его мелко дрожал, а задние лапы, подыскивая упор, нетерпеливо скребли пол. Львенок был готов броситься на меня из своей засады. Я хлопнул в ладоши, спугивая его, и Султан стремительно сорвался с места. Бочком-бочком он поскакал в сторону — искать новое «укрытие».
— Такие игры до добра не доводят, — рассмеялся Борис Эдуардович и, обращаясь к блондину, добавил. — Хотя очень забавны, правда? И для развития полезны.
— Пусть играет, пока мал, — сказал я. — В неволе еще насидится. Ему ведь год с небольшим.
— Годовалый лев — это хищник, — возразил Афанасьев, — который может натворить такое, что и представить трудно. И весит он уже килограммов восемьдесят-сто. Представляете, — старик круто обернулся к блондину, — вы входите домой, а на вас из-за шкафа прыгает сто килограммов!
Мы дружно рассмеялись. А Афанасьев перекрестился:
— Не хотел бы тебя видеть на смертном одре до выпуска аттракциона.
Я улыбнулся:
— А после выпуска можно?
— Да нет, уж, и после не надо! — дружелюбно произнес Виктор Викторович.
— Живы будем — не помрем, — отшутился я. — К тому же, когда сплю, я Султана запираю в другой комнате.
Афанасьев лукаво улыбнулся и, обращаясь к блондину, заметил, что оно и видно по моей мебели и постели.
Мне ничего не оставалось делать, как смутиться.
Львенок, устав от бесполезного сидения в засаде, поднялся и, вихляя задом, пошел к нам. Никто больше не играл с ним, и настроение Султана вконец испортилось. Но малышу не пришлось долго унывать: на пути он увидел полоску бумаги, которую шевелил неизбежный цирковой сквознячок. Забыв обо всем, Султан ринулся в атаку. Он прыгнул на бумажку, поймал ее лапами и вдруг… приклеился. Добыча оказалась липучкой для мух, оброненной уборщицей. Львенок попятился и замахал лапой, но не смог отделаться от противной ленты. Он тряс лапой, рычал и крутился. Но все его усилия были тщетны. Наконец львенок сел, поджав хвост. И тут же вскочил и бросился наутек: вредная лента теперь висела на хвосте, шелестела и не отставала. Потеряв терпение, он укусил приставучую бумагу, и та залепила ему нос и глаз. Султан испуганно посмотрел на меня. Мы разом грохнули: вытаращенный глаз львенка выражал настоящий ужас. Вдоволь нахохотавшись, я подбежал к бедолаге и помог ему освободиться.
— Ионис, принеси, пожалуйста, теплой воды, — обратился я к служащему. — Надо отмыть ему мордочку и хвост.
Придя в себя после пережитого кошмара, Султан несколько раз провел лапой по морде, облизнулся и вдруг, забыв обо всем, схватил меня зубами за штанину Я пошел вперед, волоча львенка за собой, пока тот не отцепился. Афанасьев и блондин весело хохотали.
— Дети есть дети, — извинился я и снова позвал Иониса.
— Мы здесь, — откликнулся служащий.
Оказывается, он преспокойно сидел рядом с нами и кормил из бутылочки двух тигрят.
— Ну, ты даешь! Я же просил тебя принести воды, а ты взялся кормить.
Ионис поднял голову и, не вынимая соски из пасти тигренка, вцепившегося одной лапой в бутылку, а другой в руку своего кормильца, ответил со счастливой улыбкой:
— Когда я ем, я глух и нем.
И с материнской нежностью посмотрел на чмокающих тигрят. Он обожал своих сосунков и, если подошел час кормления, бросал все, даже срочные дела. Тяжело вздохнув, он с неохотой поднялся и понес тигрят на конюшню.
Провожая служащего взглядом, Виктор Викторович спросил:
— А как работает Ионис?
— Отлично, — ответил я. — Трудолюбив, безотказен и, что самое главное, ему ничего не нужно повторять два раза. Знает, что, кроме него, никто работу не выполнит. Деревенский парень, еще не испорченный цивилизацией и работниками профсоюзов.
— Тогда тебе повезло, — сказал Афанасьев. — Теперь легче найти преподавателя с дипломом, чем рабочего, согласного за гроши ухаживать за животными, спать в вагонах и годами не бывать в родном городе. Да-а-а! Настоящие работяги теперь редкость. Что поделаешь, люди стали стремиться к знаниям, благо наша Родина щедра и богата. Вот тебе, например, государство сколько средств отпустило на аттракцион? А? — И он победоносно посмотрел на блондина: вот, мол, куда я завернул! — А сколько ты пустил на ветер? И никакого спроса! Богата матушка Русь. Берите! Проматывайте! Вот в наше время за такие вещи могли крепко наказать.
Увидев, куда гнет старый хрыч, я не сдержался: