Он же каждый вечер, скорее ночью возвращался домой, зная, чувствуя ее там, этажом ниже. И каждое утро общался с бескомпромиссной, мало признающей тактичность в разговорах с ним дочерью и ставшей вражеским лазутчиком Валентиной, наперебой рассказывавших о делах и жизни Катерины!
И засыпал, думая совсем не о работе, и бултыхался в изматывающих снах, порой эротических, и просыпался в поту и полной боевой готовности, тоже не в адрес работы!
Но он справлялся. Как мог. Значит, хорошо – уговаривал себя Бойцов.
Он всегда со всем справлялся хорошо. Умел!
Сумеет и в этот раз. А не такой уж и раз.
«Что ты хочешь? – спрашивал себя со всей суровостью и серьезностью Бойцов. – Жить вместе с ней? Нет! Заняться любовью еще и еще? О да! Это да! Но вместе жить – нет! Тогда какого хрена ты тут страдания душевные развел?!»
В таких вот вариациях по нескольку раз в день беседовал с собой Кирилл Степанович.
Однажды ночью за одним из подобных размышлений, запиваемых холодным зеленым чаем, таким же неприятным, как и мысли, его застукала в кухне Соня.
– Привет, папуль, чего не спишь?
Подошла, обняла за шею, чмокнула в щеку.
– Не спится, – размяк Кирилл.
– Ты не спишь, Катерина внизу не спит, не спали бы вместе, чего проще!
– Софья! – отстранив дочь от себя, строгим отцовским голосом воспитывал Бойцов. – Что за разговоры?
– А что такого? – не устрашилась дочь отцовского гнева. – Вы оба непонятно что переживаете, или тебе кажется, что никто ничего не замечает?
– Я не знаю, что переживает Катерина Анатольевна. Она просто наша соседка, а у меня есть дела поважнее, чем соседские переживания!
– Ойойой! – рубила правдуматку неубоявшаяся дочь. – А все вокруг идиоты, да? Катерина классная, и мне она очень нравится, и Максу понравится, а ты в нее влюблен, ясный перец!
– Что ты можешь понимать, Ватрушка! – решил перевести беседу в шутку Кирилл.
Ватрушкой он называл Соню маленькой, такая она была симпатичная, пухленькая кудряшкаблондинка, с розовыми щечками и всегда пахла ванилью. Ватрушечка!
– Даже очень многое понимаю!
– Соня, – решил объяснить ситуацию Бойцов в приемлемом для дочери варианте, как ему казалось. – Вы с Максом изводили любую женщину, возникавшую возле меня, а уж если я умудрялся познакомить ее с вами, не имея и намерения жениться, просто познакомить, то каждый раз это заканчивалось ее слезами и вашим триумфом! С чего вдруг ты взялась меня сватать?
– Потому что мы хотим, чтобы ты был счастлив, а не ходил по какимто незнакомым теткам! Да и все эти женщины были не те, па! Вот где они? Ау! Барышни, вы где? Они все тебе были глубоко до лампочки, так, для сексу, и неинтересны ни тебе, ни нам! Ты что, специально о них вспоминаешь, разозлить меня?
Кирилл слегка обалдел от прямолинейности дочери и упоминания ею о сексе в отцовском исполнении. Может, права Валентина, надо было пороть в детстве? Но отступать некуда, откровенность – основное богатство его семьи.
– А Катерина, значит, тебе интересна?
– Ну конечно, ну пап! Что ты со мной, как с дитем? И мне, и тебе интересна! Катерина замечательная, и она меня уважает, не «вот тебе, детка, конфетку, и усюсю, и давай подружимся!». Она уважает, и спуску мне не дает, и отвечает на все мои доставания, и остановить может! И Валентину уважает. Понимаешь? Она настоящая! И вы очень друг другу подходите, вы оба сильные, сами всего добились, и у вас юмор на десятку и совпадает!
– Иди спать, – устал в один момент Кирилл. – Все ты придумала, нет никаких «нас». Иди.
Соня не стала спорить и ничего говорить больше, знала: когда отец в таком уставшем состоянии, ничего говорить не надо.
А Кирилл потом весь день думал про этот разговор с Соней, и работа не отвлекала от мыслей. Последнее время работа капитулировала перед его мыслями, перестав играть роль спасения. Может, он чегото не видит, не понимает? Или убегает от чегото?
Понять бы!
Через несколько дней он отвез в аэропорт и посадил в самолет до Лондона Соню с привычным, сжавшим сердце чувством. Теперь увидит детей только в конце августа. Переживет, не впервой!
А еще через несколько дней отправил Валентину в ее тмутаракань навестить родных, настояв и самолично купив билеты на самолет тудаобратно, категорически отвергнув ее порывы ехать поездом.
– Так это как же дорогуще, самолет, Кирилл Степанович! Я бы поездом, а? – беспокоилась о тратах, в которые вела Бойцова, Валентина.
– Нет, дорогая, эту наркоманскую радость: «сел в поезд и тащишься, тащишься» забудь! У тебя одна дорога полмесяца займет, а ты нам нужна посвежевшая, отдохнувшая, всеми нами любимая! Мы ж без тебя пропадем!
Вызвав такими высказываниями новую направленность ее беспокойства и переживаний:
– Ой, да как жи ж я уеду? А вы тут без меня не емши толком, не ухожены! Да ну его, отпуск энтот!
– Не пропаду, – пообещал Бойцов. – Трудно придется, но потерплю!
– Ой! – заводила новую песню Валюха.
– Все! Поехали! – остановил Кирилл причитания, подхватывая одну из неподъемных сумищ с подарками родне.
Он имел устойчивое сильное подозрение, что подарки всему селу, судя по количеству и весу сумок.