Риск, засада, пистолет

Итак, что же мы имеем, кроме головной боли? Имеем то, что Петечка на следующий день после кражи вел себя гораздо более нервно, чем обычно; знающим его людям это бросилось в глаза. Скорее всего он не меньше нервничал и во время кражи. Пожалуй, стоит еще раз встретиться с Сергеем Васильевичем. Может быть, он и вспомнит что-нибудь существенное. Ведь Петечка должен был отдать ему ключи, значит, разговаривал с ним. Не выносил ли он что-нибудь? А если выносил, то почему его не задержали? Тут до меня дошло, что я не стала записывать телефон и адрес Симонова, он сказал мне тогда, что все сведения на вахтовом столе. Елена Александровна еще должна быть в галерее. Вернуться в кабинет Мельникова и позвонить ей оттуда? А ну его, проще доехать самой до галереи. Я решительно повернула ключ в замке зажигания.

Елена Александровна прилаживала фотографию Петечки с траурной лентой у дверей зала и тихо плакала. Честно говоря, я удивилась, при первом знакомстве мне показалось, что она его недолюбливает.

— Не надо плакать, Елена Александровна! — не удержалась я. — Этим вы ему уже не поможете.

— Знаю, что не помогу, — согласилась она. — Просто жалко человека.

— А с ним, говорят, было нелегко?

— Конечно, он был сложным человеком. — Она смахнула со щеки слезинку, но на ее место тут же скатилась другая. — Особенно Алиночке тяжело с ним приходилось. Но специалист он был хороший и работник очень добросовестный. Это уже немало. — Елена Александровна отошла на пару шагов, склонила голову к плечу и посмотрела на портрет. — А потом, знаете, это всегда тяжело — был живой человек, а теперь его не стало. Родителям еще надо сообщить, они у него где-то в районе живут… Представляете, матери каково будет узнать! Все это так ужасно!

Елена Александровна снова всхлипнула и, достав платочек, промокнула глаза.

Мне было неловко. Я понимала, о чем она говорит, но сама ничего такого не чувствовала. Может быть, потому, что я видела его всего пару раз, Петечка оставался для меня абсолютно чужим, довольно неприятным человеком. Кроме того, я знала, что гибель его не была случайной. Я знала, что он украл «Талию».

— Это еще и возрастное, — она вздохнула. — Другое отношение и к жизни, и к смерти. Лет через тридцать вам тоже будет жаль даже незнакомых людей.

— Может быть, — неуверенно согласилась я. Честно говоря, я просто не знала, что ей ответить.

— А вы приехали… вам поговорить с кем-то нужно? — заинтересовалась она наконец причиной моего появления.

— Да нет, просто я вчера сделала глупость, не записала телефон охранника, Сергея Васильевича Симонова. Он сказал, что его данные здесь есть, а я хочу с ним встретиться.

— Так это на вахте, вы мимо прошли, пойдемте.

Мы спустились в просторный вестибюль, подошли к столу, стоящему чуть в стороне от дверей. Прямо оттуда я и позвонила Симонову и уже через полчаса была у него дома.

— Извините, давайте пройдем на кухню. — Сергей Васильевич провел меня по коридору, мимо плотно закрытой двери в комнату. Оттуда доносились звуки пианино. — Супруга моя в музыкальной школе работает, сейчас ученицу к конкурсу готовит.

— А что это они играют? Что-то знакомое, а вспомнить не могу. Может быть, Шопен?

— Может быть, — равнодушно подтвердил Симонов. — У меня музыкальная память слабая, а за тридцать лет я столько этой музыки наслушался, что уже не обращаю внимания. Чайку выпьете, составите мне компанию?

— Составлю, — согласилась я.

Очень неторопливо, спокойно он накрыл на стол. Поставил два больших фаянсовых бокала, близких родственников того, что с таким возмущением демонстрировал мне Валентин Николаевич. Достал из шкафчика сахарницу, вазочку с мелкими крекерами, ложечки, опустил в чашки по пакетику чая и залил кипятком.

— Это «Принцесса Нури»? — спросила я с тихим восторгом.

— Да. Хороший чай. Мы всегда его покупаем. — Он положил себе три ложечки сахара и начал методично его размешивать. Я последовала его примеру.

— Так тоже очень вкусно, — оценила я, сунув в рот крекер. — А мне сегодня объясняли, что чай надо пить без сахара, без печенья, просто одну заварку. И что сладкое вообще вредно.

— Так сразу и вредно, — Симонов слегка улыбнулся, пожал плечами. — Сахар увеличивает мозговую активность. Просто все хорошо в разумных пределах.

— Тоже верно. Вот сейчас увеличим мозговую активность, и я стану приставать к вам с вопросами.

— Да ради бога, вы же за этим и приехали. — Он сделал пару глотков, внимательно посмотрел на меня. — Я заходил в агентство и посмотрел фотографии. Судя по всему, пропавшую статуэтку мог взять только Леонтьев.

— Какой Леонтьев? — растерянно спросила я. — Кто такой Леонтьев?

— Так Петечка же, он и есть — Леонтьев П. А. Его все по имени называют, а он, когда ключи сдает, фамилией в журнале расписывается.

— Ой, а я ведь забыла его фамилию, глупость какая! — я сокрушенно покачала головой. — Правда, теперь это и не важно. Да, я тоже думаю, что это он. Но, к сожалению, дело на этом не остановилось. Когда мы вчера вечером приехали к Леонтьеву домой, он был мертв.