Рискни ради любви

— Но сыр чеддер не так уж плох.

Губы Алессандры дрогнули. Итальянцы говорили о еде почти также много, как и о политике. Неудивительно, что обсуждение всевозможных блюд продолжалось до конца ужина.

В соседней комнате расставили карточные столы, и гостям предложили сыграть в вист, попивая чай. Алессандра от игры отказалась, предпочла сесть за пианино, стоявшее в тени пальм, высаженных в кадушки.

Она заиграла, выбрав мелодию, которая лучше всего отражала ее чувства. Возможно, стоило бы сыграть не Бетховена, а Вивальди, мрачно подумала она. Тьма против света. Конфликт, отражающий ее собственное настроение.

Лорд Джеймс Джекхарт оказывал на нее весьма странное действие. Ей хотелось избавиться от него, как и от любого аристократичного индюка — богатого, тупоумного дилетанта, который быстро бы утомился от строгой дисциплины, необходимой на раскопках. Но ей все труднее и труднее было так относиться к нему. Незадолго до ужина Дуайт Дэвис показал всей итальянской группе акварельные рисунки Джека с архитектурных сооружений.

Работы оказались великолепными.

Как и сам лорд Джеймс, его рисунки обладали удивительной мужской грацией. Они были сильными. Уверенными. Детали, выписанные с большой изысканностью, однако, не казались нарисованными женской рукой. То, что он обладал несомненным талантом живописца, заставляло Алессандру изменить о нем мнение. Ей бы очень хотелось считать его самоуверенность проявлением обычного высокомерия, потому что втайне она завидовала этой самоуверенности. Да, кое в чем лорд Джеймс бывал очень тверд. Кое в чем! Но ей всегда казалось, что понюхавший пороху вояка, вхожий в свет, не может иметь чувствительной души. Впрочем, он, к ее удивлению, был добр с Изабеллой, и это смущало Алессандру.

Ей не хотелось, чтобы он был хорошим и добрым, ей хотелось…

На нотные листы упала тень.

Как ни удивительно, будучи крупным мужчиной, Черный Джек Пирсон двигался с кошачьей грацией.

Алессандра всем своим телом ощутила его присутствие. Он такой большой, такой серьезный… Алессандре не надо было поднимать голову, чтобы увидеть, что его длинные волосы закрывают накрахмаленный воротничок сорочки, а их вьющиеся кончики целуются с отличной шерстью мериноса, из которой сшит его вечерний сюртук.

Дьявол! Она могла бы поклясться, что его горячий взор буквально прожигает ее плоть.

Пальцы Алессандры, лежащие на клавишах, дрогнули, она взяла не ту ноту.

Маркиза смущенно подняла глаза.

— Что заставляет вас стоять тут и сердито смотреть на меня, лорд Джеймс? — спросила она.

— Прощу меня простить, если выражение моего лица вам не по нраву, — спокойно ответил Джек. — Мне и в голову не пришло, что я смотрю сердито.

Алессандра вновь заиграла, надеясь скрыть от него свое волнение. Почему, ну почему ее тело отказывается играть в ритме ее же разума?

— Судя потому, что вы обо мне говорили, я не умею улыбаться, так что, боюсь, выбор у меня небольшой, — добавил Джек. Кажется, он пошутил.

Алессандра молчала. Если она ему не ответит, он уйдет. Джек ближе наклонился к ней:

— Неужели я опять сделал что-то такое, что могло вас обидеть, леди Джаматти?

Алессандра заиграла сонату Сальери.

— У меня еще не было шанса должным образом извиниться за мои рискованные замечания, касающиеся Общества Юлия Цезаря, — промолвил он. — Так что позвольте мне сделать это сейчас. Я не должен говорить то, что сказал.

— Ни к чему извиняться, — отозвалась Алессандра. — Это я намекнула на то, что вы здесь — чужой человек. Так что вы имели полное право почувствовать себя оскорбленным.

Джек вздернул подбородок.

— В таком случае я вынужден сделать вывод, что вы испытываете ко мне неприязнь из-за наших предыдущих встреч, — сказал он.

Алессандра почувствовала, что краснеет.

— Знаете ли, сэр, мы разговариваем с вами по-английски, но создается впечатление, что мы обращаемся друг к другу на незнакомом иностранном языке. Я не испытываю к вам неприязни, лорд Джеймс.

— Иными словами, вы попросту отрицаете мои неуклюжие попытки сделать что-то правильное?

Алессандра опустила глаза.

— Английское понятие галантности отличается от итальянского, — заметила она.

— Вы предпочли бы Макиавелли? — растягивая слова, спросил Джек.

— Я предпочла бы, чтобы мужчины любой национальности перестали донимать меня! — понизив голос, воскликнула Алессандра. — Святые небеса! Вы все ведете себя так, словно я беспомощное, безмозглое существо, которое не в состоянии позаботиться даже о себе. Так вот, запомните раз и навсегда: если мне понадобится помощь, я обращусь к вам!

— Будьте уверены, что даже если бы вы разговаривали на языке урду, я бы совершенно правильно понял вас, леди Джаматти, — произнес Джек.

— Сомневаюсь в том, что вы вообще что-нибудь понимаете. — С ее губ сорвался вздох. Алессандра устала. И чувствовала себя напряженно. — Иногда я сама не понимаю, что имею в виду. Или чего хочу.

Испугавшись собственной оговорки, Алессандра застыла, как изваяние, ожидая в ответ саркастического замечания Джека.

Вместо этого он поморщился.

— Мне знакомо это чувство, — кивнул он.

Руки Алессандры замерли.