Рискуя собственной шкурой. Скрытая асимметрия повседневной жизни

Благодаря загадочному свойству мозга люди отказываются понимать, что у профессора можно научиться лишь тому, как быть профессором, – а у лайф-коуча и вдохновенного оратора мы учимся в основном тому, как стать лайф-коучем и вдохновенным оратором. Помните: исторические герои не были античниками и библиотечными крысами, то есть теми, кто живет не своей жизнью, а чужой, описанной в книгах. Герои были людьми дела и не боялись рисковать. Чтобы заглянуть в их сознание, нам вовсе не понадобится профессор, преподающий стоицизм[21]. Он почти никогда не понимает, что это такое (на деле – вообще никогда). Мой опыт персональных сражений говорит, что многие из этих «античников», знающие в мельчайших подробностях, что храбрецы вроде Александра Македонского, Клеопатры, Цезаря, Ганнибала, Юлиана Отступника, Леонида, Зенобии ели на завтрак, не способны на интеллектуальную отвагу ни в каком виде. Неужто ученое сообщество (и журналистика) – всегда прибежище трепачей-стохастофобов? То есть вуайеристов, желающих наблюдать, но не рисковать? Кажется, да. Самая важная и потому последняя глава этой книги, «Логика принятия риска», показывает, как ключевые элементы риска, очевидные для тех, кто не боится рискнуть, проходят мимо внимания теоретиков уже два с лишним столетия!

Душа на кону и (небольшая) доза протекционизма

Теперь давайте применим эти идеи к современности. Вспомните об архитекторах, не живущих в домах, которые они проектируют. То же можно сказать о более общих системных подходах, таких как протекционизм и глобализм. С этой точки зрения какая-то доза протекционизма может быть рациональна – в том числе экономически.

Я оставлю в стороне довод о том, что глобализация приведет к какофонии в духе Вавилонской башни и усилит дисбаланс в соотношении шума и сигнала. Речь о другом: внутри каждого работника из числа тех, кто что-то делает, сидит ремесленник. Против того, в чем пытаются убедить нас лоббисты, находящиеся на содержании у огромных международных корпораций, протекционизм как защита ремесленников не вступает в конфликт даже с экономическим мышлением, с экономикой, называемой сегодня неоклассической. Тот, кто не максимизирует узко определенную долларовую чистую прибыль за счет прочего, не нарушает математические аксиомы принятия экономических решений, лежащие в основе экономической науки. Ранее в этой главе я говорил о том, что не взять деньги ввиду ваших личных предпочтений – вполне рациональное решение и в рамках экономической теории; впрочем, сама идея свести стимулы к финансовой прибыли превосходно объясняет существование сообщества экономистов, продвигающих концепцию личной выгоды[22].

Может, в узком бухгалтерском смысле (после подведения итогов) нам было бы выгодно экспортировать рабочие места. Но вряд ли люди этого хотят. Я пишу книги, потому что я для этого создан, – как нож режет, потому что это его миссия, Аристотелева «арете», – и, если отдать мои исследования и мое сочинительство субподрядчикам в Китае или Тунисе, моя продуктивность, может, и повысится, но зато я лишусь личности.

Бывает, человек просто хочет что-то делать. Он чувствует: этого требует часть его личности. Сапожник в Уэстчестере хочет быть сапожником, наслаждаться плодами своего труда и гордиться тем, что его продукция продается в магазинах, пусть даже его «экономические» условия могли бы улучшиться, если туфли станет делать китайская фабрика, а сапожник сменит профессию. Пусть даже новая система позволит ему купить телевизор с плоским экраном, побольше хлопковых рубашек и дешевый мотоцикл, что-то он все равно потеряет. Лишать людей их занятий – жестоко. Люди хотят ставить на кон свою душу.

В этом смысле децентрализация и фрагментация не только делают систему стабильнее, но и улучшают связь людей с их трудом.

Шкура в вердикте

Завершим раздел случаем из истории.

Меня спросят: да, законы – это хорошо, но что нам делать с продажным или некомпетентным судьей? Он может безнаказанно ошибаться. Он может стать слабым звеном. Вовсе нет, по крайней мере исторически. Друг однажды показал мне картину «Суд Камбиса». Нидерландский художник Герард Давид взял сюжет из Геродота, который рассказывает о продажном персидском судье Сисамне. За то, что Сисамн вынес несправедливый приговор, царь Камбис повелел содрать с него, еще живого, кожу. На картине есть еще сын Сисамна, отправляющий правосудие, сидя в отцовском кресле, которое обито содранной кожей в напоминание о том, что справедливость воцаряется, когда кто-то буквально ставит на кон шкуру.

Пролог, часть 3 Ребра Incerto

Идеальный темп: семь строчек за раз, семь страниц в год. – Перечитывание и перерецензирование