Обед состоял из череды сложных маленьких блюд с микроскопическими ингредиентами и контрастными вкусами, которые заставляют сосредоточиваться – будто вы сдаете какой-то вступительный экзамен. Это не трапеза, скорее посещение музея: растроганный английский филолог читает вам лекцию о художественном аспекте, который вы в жизни не опознали бы. В пище было слишком мало привычного – и слишком мало того, что возбудило бы мои вкусовые сосочки: иногда что-то казалось на вкус настоящим, но нам уже подносили очередное блюдо, совершенно иное. Продираясь сквозь поток блюд и внимая чуши, которую сомелье нес о вине, сочетавшемся с очередной микропорцией, я боялся потерять концентрацию. Мне стоило немалых усилий делать вид, что я не скучаю. Даже мысль об оптимизации пришла мне не по тому поводу; единственное, что меня занимало, – хлеб: он не был теплым. Оказывается, в мишленовских ресторанах с тремя звездами это не обязательно.
Я ушел из ресторана голодным. Будь у меня выбор, я предпочел бы проверенный временем рецепт (пицца с очень свежими ингредиентами или сочный гамбургер) в битком набитом заведении – за двадцатую часть цены. Однако, поскольку мой сотрапезник мог позволить себе дорогой ресторан, мы пали жертвами сложносочиненного эксперимента повара, оцениваемого мишленовским бюрократом. Эффект Линди был бы безжалостен: кулинария выживает, когда одна сицилийская бабушка передает рецепт другой, а та незначительно его меняет. Я понял, что богачи – естественные мишени; как кричит Фиест в названной его именем трагедии Сенеки, воры не забираются в безденежные дома, а яд чаще подают в золотых кубках, чем в обычных. Яд пьют из золотых чаш (
Кидать людей легче, когда опутываешь их сложностью, – бедняки от такого кидалова избавлены. Это та же сложность, которую мы видели в главе 9: она заставляет ученых-карьеристов продавать наиболее сложное решение, когда сошло бы и простое. Хуже того, богачи пользуются услугами «консультантов» и «экспертов». Целая индустрия создана, чтобы вас объегорить, – и она вас объегорит: консультанты по финансам, по диете, по тренировкам, по стилю жизни, по сну, по дыханию и так далее.
Гамбургеры для многих из нас бесконечно вкуснее, чем филе-миньон, – в них больше жира; однако людей убедили в том, что филе-миньон лучше, потому что его дороже производить.
Моя концепция хорошей жизни включает в себя
Огромные залы для похорон
То же с недвижимостью: я убежден, что большинство счастливее в тесных квартирах и перенаселенных районах, там, где ощущается человеческое тепло и большие компании. Но когда человек зашибает деньгу, он поневоле переселяется в огромные, безличные, безмолвные особняки вдали от соседей. По вечерам молчание этих огромных галерей отдает похоронами, только без успокаивающей музыки. В прошлом такое встречалось редко: огромные дома населяли слуги, дворецкие, повара, помощники, служанки, гувернантки, бедные родственники, конюшие, даже личные музыканты. А сегодня никто не придет утешить вас в вашем особняке – немногие поймут, как грустно в таком доме в субботу вечером.
Как понял еще французский моралист Вовенарг, маленькое предпочтительнее по причине, как мы сказали бы сегодня, свойств масштаба. Есть вещи, которые слишком велики для вашей души. Римлянам, писал Вовенарг, было легче любить Рим, когда тот был деревушкой, и труднее, когда он стал большой империей.
Состоятельные люди, которые не выглядят богачами, об этом, конечно, знают: они живут в уютной тесноте и инстинктивно чувствуют, что переезд станет бременем для их разума. Многие так и обитают в своих первых домах.
Мало кто осознаёт собственный выбор – и в итоге такими людьми манипулируют те, кто хочет им что-либо продать. В этом смысле обеднение может быть завидной судьбой. Глядя на Саудовскую Аравию, которой следовало бы постепенно скатиться на донефтяной уровень, я думаю: может, если забрать у них кое-что – включая толпу раболепных иностранцев, приезжающих их обирать, – им самим будет лучше?
Иными словами: если богатство сужает поле ваших возможностей (количественно и качественно), вы что-то делаете не так.
Беседа