Рисорджименто

— Хорошо, тогда у меня есть некая теория, знание, провидение, называй это чем угодно, но я думаю, что мы можем попытаться сделать то, что теоретически может помочь, — я не знала, как рассказать ему об основах микробиологии, инфекционных болезней и элементарной антибиотикотерапии, чтобы меня не заперли в комнате с мягкими стенами и не сожгли на костре.

— Но…

— Вианео, пожалуйста, у тебя есть свои секреты, у меня свои. А если мор идет из Милана, то буквально через несколько недель накроет нас с головой, нам просто необходимо лекарство, а от подопытных у тебя просто отбоя не будет. Поэтому выслушай меня, а потом выскажешь все, что думаешь обо мне и моих глупых теориях, хорошо? — он сосредоточенно кивнул. Я, если честно, смутно помнила, что именно собой представляет пенициллин, но надеялась на остаточные знания, которые получила за свое короткое изучение фармацевтики. Слава всем богам, доучилась я как раз до того момента, когда мы в лаборатории выращивали плесень, чтобы смастерить жалкое подобие того пенициллина, который в виде белого порошочка был насыпан в стерильные флаконы, который использовали в моем времени. Употреблять то произведение безалаберного студенческого искусства, сделанного по типу «и так сойдет», точно было нельзя ни в каком виде, но в данной ситуации у меня есть фанатичный лекарь, который, обладая минимальными подсказками чисто гипотетически сможет синтезировать первый в мире аналог пенициллина. Только вот не помню, против чумы он помогает или нет, но не суть, даже микродозы любого антибиотика в пятнадцатом веке смогут принести пользу для людей, которые ни разу с таким чудом не встречались и еще много веков не встретятся.

— В общем, нам нужен лимон. — Судя по тому, как высоко взлетели его брови вверх, я поняла, что разговор будет на самом деле длинным.

Глава 7

Иван

Мы объехали Милан по большой дуге и вынуждены были углубиться в Савойю гораздо глубже, чем я сначала предполагал. Здесь, вроде бы, черная смерть не бушевала, но я все же запретил под страхом смерти заходить в населенные пункты на границе с Миланом, и ежедневно осматривать друг друга на появление бубонов. Ничего другого я не мог предложить, воду мы итак кипятили перед употреблением. Так как шли в обход городов и деревень, то уже по истечению четырех дней прибыли в Турин.

В город въезжали насторожено, внимательно оглядываясь по сторонам. Слава богу, никаких проявлений болезни заметно не было, и мы слегка расслабились. Нам были необходимы продукты и овес для лошадей, потому что я приказал не брать с собой больших запасов, чтобы ехать практически налегке. На центральной площади, неподалеку от ратуши раскинулась ярмарка. Помост для казней был занят, на нем кого-то колесовали. Вокруг помоста столпился народ, было много детей, все с жадностью смотрели на это страшное зрелище. То и дело слышались выкрики одобрения в адрес палача. Толпа с явным одобрением приветствовала его мастерство. Лично мне такое зрелище никакого удовольствия не доставляло, и я отвернулся, чтобы не видеть казнь. Ехавшим со мной дружинникам было наплевать на зрелище, бросив на несчастного равнодушный взгляд, они спокойно проехали мимо.

— Господи, прими душу его грешную, — раздалось справа от меня. Греческий я знал не так хорошо, как ту же латынь, но понять молодого священнослужителя вполне мог.

— Неужели, отец Орестис, находясь здесь на этом полуострове столь длительное время, вы все еще не привыкли к подобным зрелищам? — я повернулся к нему, отметив, что он побледнел, что стало заметно даже сквозь довольно интенсивный загар.

— К этому невозможно привыкнуть, князь, — он покачал головой и расцепил пальцы, сложенные в молитвенном жесте. — Вы же собираетесь отбить Кипр у Венеции?

— Вы спрашиваете у меня это каждый день, отец Орестис, каждый божий день. И всякий раз я говорю вам и буду продолжать говорить одно и тоже — я не знаю. Я не знаю, буду ли воевать за Кипр, потому что для этого необходимы определенные условия, которых у меня пока нет. Вы лучше скажите мне, вы бывали в Турине? Потому что я понятия не имею, где найти приличный постоялый двор.

— Простите, князь, но нет, не бывал, — покачал головой грек. Забавно было слышать от него обращение ко мне, потому что всех остальных он своими сыновьями именовал, невзирая на молодой возраст. Но ко мне обращался только «князь». Хотел было назвать «ваше величество», но я вовремя напомнил ему, что король я титулярный, а вот князь совсем даже конкретный, так что он остановился именно на этом варианте. — Но мы можем спросить у этих добрых людей, не думаю, что они нам откажут.