Рисса

Так бы дело и шло дальше, потому что в остальном барсучонок вел себя весьма скромно… Но — Лариса! Кошка ни на миг не забывала про Фырку и постоянно подкрадывалась к двери комнаты, где его поселили, следила за этой дверью и дважды даже чуть не проскользнула туда… И тогда Вовка решился и позвонил Макарову. Тот был крайне удивлен:

— Как ты умудрился поймать барсучонка?

— Да вот, за грибами ходили с бабой Машей, Иван Петрович, да Нор на него и наткнулся. Лает, да не трогает. А тот сжался в комок, да и фыркает! Ну я и принес его домой…

— А надо было отпустить!

— Да знаю…

— Где это было-то?

Вовка объяснил.

— Это нора мне знакома, — сказал Макаров, — барсуки недавно переселились в нее. Не везет этой семье. То браконьеры их дымом травят, то — уже в новой норе — твой вот Нор поозоровал. Да и чуть жизнь малышу не погубил. Ну взял ты его. А мне-то что звонишь? Ведь сам знаешь, как кормить и все прочее.

— Понимаете, Иван Петрович, тут одна загвоздка получилась. Серьезная.

— Что еще?

— Да Лариса!

Макаров долго смеялся в телефонную трубку. Он бывал у Вовки, знал его питомцев:

— Не признала, значит? Фыркнуть небось посмел!

— Именно и фыркнул!

— Ну да! Ей этого никак не перенести! Королева! Ведьма с хвостом! И как вы ее только держите?

— Все ее любят, Иван Петрович! Привыкли.

— Это понятно. Ну и что теперь? Ведь она его подкараулит и изуродует или, выражаясь по-людски, — заикой сделает. А это можно допустить?

— Нельзя, Иван Петрович!

— Какие будут предложения?

— Отвезем его домой, в нору, ладно?

— Ладно. Только сейчас я занят, а завтра меня не будет. Я должен уехать на базу, в те же края. Тебе вообще повезло, что застал меня. Я ведь всего на один день и приехал сюда. У меня в лесу срочные дела остались. Как раз, между прочим, связанные с барсуками.

— Как это?

— Потом объясню. В общем, сразу после обеда приеду. Будь дома.

— Как штык, Иван Петрович. Спасибо!

— Пока. Жди.

Солнце еще было высоко, когда они приехали на газике Макарова прямо на опушку сосновой рощи. Потом минут пятнадцать несли Фырку в мешке на руках. Потому что он, не чувствуя тепло рук в мешке за спиной, волновался и дергался. Так что пришлось — на руках.

Метрах в двадцати от норы барсучонка выпустили и присели отдохнуть. Очень короткое время Фырка осматривался, нюхая воздух, но вдруг изо всех сил своих ножек кинулся к родному дому, только спинка буровато-серая бугрилась и покачивалась.

— Вот что значит дом родной. Что для человека, то и для зверя, — негромко произнес Иван Петрович.

Вовка грустно молчал. Он уже привык к этому ласковому, молчаливому, фыркающему существу.

— Тут и еще у них серьезный враг есть. Если от браконьеров убережем, то от этого врага только сами сумеют поостеречься. И знаешь, кто это?

— Кто ж, Иван Петрович?

— Чернец. Тот самый, который волчонком у меня немного жил, пока не сбежал.

— Так волки на барсуков тоже ведь иногда охотятся…

— Да тут… Не то. Он вроде как специально всегда подкарауливает старого барсука — Беса, так мы тут его зовем.

— Да я слышал…

— Дался ему этот барсук! Он ведь тоже битый парень. Просто так не возьмешь. Вот она, жизнь… Как у людей.

…Первая поняла, что Фырка не вернется, Лариса. Видимо, ненависть бывает более чувствительна, чем даже любовь и привязанность. Кошка кинулась в комнату, где жил Фырка, уверенная, что ее уже не задержат. Она скользнула под кровать и долго и злобно рычала возле покинутой навсегда лежанки барсучонка. Вовка помолчал, наблюдая все это, потом глубокомысленно произнес:

— Вот, баба Маша, что значит женская натура. Кот, я думаю, даже сиамский, никогда бы не был таким злопамятным.

— Если бы женщины все были добренькие к вашему брату — к барсукам, волкам и мужчинам, — улыбаясь, сказала бабушка, — то давно бы уж перевелся род человеческий. Вот так, внучек ты мой, Вовка!

8. Разговор у костра

После того как Фырка неожиданно влез в нору, там возникло отчуждение и настороженность. От него сильно пахло человеком, и его довольно долго сторонились. Даже отец фыркнул и попятился от него. И только к вечеру, когда возвращенный в семью барсучонок настойчиво приласкался к матери, лизнул ее морду, тогда вдруг все одновременно приняли его. Как полагается, как родного. Отец и мать ласкали, малыши стали играть с ним…

В городке барсуков было радостно и весело. Все теперь крутились вокруг Фырки, мать лизала ему морду, глаза. Малыши тыкали его носами, заигрывали.

А осень уже наступала на лес. Потянулись холодные ветры. Сразу с утра заметался между елями и соснами порывистый леденящий шквал. Он не был очень силен, не ломал деревья, как это часто случается, но словно вытрясывал из них душу, будто хотел припугнуть: «Держитесь! Вот уж достанется вам…»

Иглы густо посыпали землю над барсучьим городком, но сосны, как всегда зеленые и стойкие, упруго гудели на ветру, создавая тревожный заунывный гул в лесу и в норе.