Рисса

Макаров почти бежал, держа ружье в руке. Негромким посвистыванием, которое знали только его собаки, он сдерживал их, заставляя поджидать его. Обе его лайки, крупные и злые, упорно бежали по следу человека, которого преследовал их хозяин.

17. Барс

Тропа проскользнула через березовые заросли, спустилась по крутому склону — обычные приметы Кривого урочища, — овраги, крутые скальные холмы, бугры, изгибы местности…

За поворотом тропы скрылись обе собаки, Макаров только собрался подать им сигнал, набрал в рот воздуха, но не успел… Тяжелый удар в голову сбил его с ног. С треском проламывая кусты, он повалился на мхи. В ту же секунду стоящий у самой тропы человек из-за дерева метнулся к нему… Сделав круг и спрятавшись, чтобы собаки не учуяли его, Васька наблюдал за тропой. Он выбрал место, где небольшая поляна, примыкающая к тропе, открывала ее и позволяла видеть все с тридцати — сорока метров. Он знал, что собаки всегда бегут впереди, и, пропустив их, бросился к тропе, затаился за деревом и сразу увидел бегущего Макарова.

Толстая шапочка тройной вязки из собачьей шерсти смягчила удар, и Макаров не потерял сознание. Все поплыло перед его глазами, но он, падая, повернулся на спину, увидел Ваську и успел своими цепкими пальцами схватить кисть руки с занесенным длинным ножом. Второй рукой вцепился в горло ему. А тот, хваткий и сильный, придавливая Макарова своим телом, пытался ударить его по голове кулаком свободной левой руки. Они катались по траве, лишайникам и мхам, сдирая ягельник и громко пыхтя. Дважды тяжелый кулак обрушился на голову Макарова, и так уже гудящую от удара толстой палкой, но он не выпустил браконьера. Лежа на спине, он все сильней сжимал пальцами кисть руки с ножом, а другой рукой его горло.

Но вот браконьер рванулся и резко, рывком освободил горло от руки Макарова.

— Выследил, гад!.. — хрипло выдавил он, мощно рванул руку с ножом. И в этот самый момент он вдруг заревел гортанно, болезненно, по-звериному и повалился на спину, освобождая Макарова.

Обе лайки пришли на выручку вовремя. Барс с ходу прыгнул на спину Ваське, воткнул клыки в его шею сзади, Тайга вцепилась в локоть руки, вооруженной ножом, не давая шевельнуть ею.

Макаров встал. В голове гудело, мутная розовая пелена стояла перед глазами, но теперь все самое трудное уже было позади.

Васька — озлобленный и жалкий — сидел на земле, упираясь в мох руками. Его нож и ружье валялись в нескольких шагах. Рядом, по обе стороны от него, стояли два настороженных пса. Шерсть у собак поднялась дыбом, и злоба, сдерживаемая хозяином, клокотала в них. Лайки, обычно очень доброжелательные к людям, ненавидели его всей своей собачьей ненавистью, такой же сильной, как собачья преданность, и глаза их светились ярко и пронзительно.

Браконьер, широко раскрыв глаза, не отрываясь смотрел на рычащего Барса, на его крупные белые клыки, и одна только мысль оставалась в мозгу — чтобы этот пес больше не приближался к нему…

А семейство старого Беса в это самое утро спокойно отдыхало в глубине своего подземного городка. В гнездовых пещерках было тепло и уютно. Только слышалось сонное дыхание самого Беса, барсучихи, сопение малышей. Барсуки уже подготовились к долгой зиме, и, хотя ночью еще выходили иногда на кормежку, такие прогулки становились все реже. Все прочнее и крепче охватывал их сон, вязкий, успокаивающий, замедляющий течение жизни. Долгий сон до весны, новой весны с новыми ручьями, новым теплом и новым солнцем — такими важными и нужными в их, хотя и подземной, жизни.

Эпилог

Еще кое-где на деревьях сохранился один-другой дрожащий лист, а снега уже пролегли по остывающей земле. След волчьей стаи четко отпечатывался на белом хрустящем покрове лесных просторов — широкий, разбитый ступающими след в след волками.

На крутом загривке Чернеца появилась седина. Его желтые холодные глаза наполнились глубинным пронзительным свечением. Казалось, он видел все даже сквозь деревья и кусты. Он пронизывал взглядом и зверя-жертву, и волка-собрата, и в тот же миг уже знал про него все.

В стае в этот год осталось семь волков. Совсем недавно их было девять. Но во время последней облавы, устроенной людьми, очень умной и опасной, два переярка погибли. Редкий исход для стаи Чернеца. Его семья всегда благополучно уходила из любых, даже самых хитрых ловушек, придуманных человеком. Вожак будто заранее все знал, предугадывал, предвидел. Но на этот раз два молодых волка, излишне своенравные, поступили по-своему. В присутствии волка-отца никто не смел его ослушаться, но когда стая рассредоточилась, когда каждый остался сам с собой, два волка решили двинуться не туда, куда приказал вожак. Они ушли по тропе, где было легче бежать, и наткнулись на пули…

Уже давно Чернец не приходил в эти края. Проводил зимы там, где среди редкого леса паслись большие стада северных оленей. Волки обитали неподалеку, кочуя вместе с ними, хотя и не приближались к оленьим табунам, чтобы не пугать чутких зверей. И только во время охоты быстро и умело обкладывали стадо и оставались с добычей.