Рисуя смерть (СИ)

Терри тут же набрала номер Ба, но ответом были длинные гудки — Ба не брала трубку. Она тут же попыталась дозвониться до матери, но и та трубку не брала. Тереза спешно принялась одеваться, путаясь в штанинах джинсов и рукавах рубашки. Потом опомнилась…

…отец погиб…

…и стала стягивать с себя дурацкую красную рубашку и белую майку. Пошла в гардеробную искать что-то черное. Она же Уильямс, она всегда соблюдает этикет, не то что некоторые наглые констебли…

Из квартиры она вышла через полчаса, плохо расчесанная, в черных очках, чтобы не было видно заплаканных глаз, и в глухом черном платье.

На лестничной площадке у студии её уже ждали — трое незапоминающихся парней, неизвестно как проникших в дом — ни Ба, ни отец не экономили на охране. Впрочем, в руке одного из них крутилась связка ключей — она когда-то принадлежала отцу Терри.

— А вот и птичка. Ну и соня же ты! Уже думали идти тебя будить! — На неё с омерзительно наглой улыбкой шел парень комплекции Алекса.

— Что вы тут делаете! — попыталась возмутиться Терри, быстро разворачиваясь, чтобы бежать обратно в квартиру — там была сейфовая дверь, такую сходу не вскроешь. Но она уперлась в грудь четвертого мужчины, спустившегося вслед за ней:

— Попалась? — проворковал тот, выкручивая ей руки. — Папаше своему покойному “спасибо” скажи — он-то сбежал, а вот тебе сбежать не позволим.

— Я не… — Терри пискнула, голос внезапно сел и стал плаксивым. — Я не художник, я не рисую… Я…

Сзади уже раздавалось:

— Босс, она у нас, тащим к мольберту. Упирается, конечно, может, вы ей про её бабку сами скажете?

Терри попыталась развернуться к говорившему по телефону:

— Ба?! Не трогайте её, она же…

Над ухом опять проворковали:

— Не тронем. Пока ты рисуешь — она живет. Все ясно? А теперь аккуратно ножками пошла в студию.

Терри плакала и умоляла. Она доказывала, что уже десять лет не прикасалась к краскам, что не рисует портреты, и что денег в их семье много, она может заплатить за себя и за Ба…

Но через полчаса все же встала у двух мольбертов с уже приготовленными холстами и взяла в руки кисть, впервые за много лет. С фотографии, на которую ей нужно было ориентироваться, чтобы нарисовать два портрета к триптихам “Последний полет” и “Последний вдох” на неё смотрели еще улыбающиеся и дурачащиеся Грег и Алекс.

Кисть медленно двигалась в её руках, прорисовывая схематично фон — сперва она рисовала для Грега, а потом переходила к картине Алекса — так требовали те, кто держал её в плену.

Яркое, белое небо, кирпичная стена вместо пола — ведь Грег уже сделал свой последний шаг, он уже летит, хотя на картине кажется, что человек мирно идет по стене из кирпичей.

Пляж — обычный, с будкой спасателя, только она пустая, никто не придет на помощь застывшему со сжатыми кулаками блондину с накачанной фигурой пловца, стоявшему напротив гигантской волны.

Терри затравленно отрывалась от картин только чтобы попить или перекусить — кто-то притащил в студию пиццу, хотя кусок в горло не лез. Но если она не поест, то сил не будет. Не будет сил попытаться сделать хоть что-то. Терри не допустит смерти парней. Пусть сейчас она рисует смерть, смерти не будет. Грег не разобьется, а Алекс не утонет.

Глубоко за полночь она почти рухнула на пол возле незаконченных картин и разревелась. Один из охранников подошел к ней и, присев на корточки, ткнул рукой в плечо:

— Эй, ты чего?

Она стонала в колени, плечи её судорожно подергивались:

— Я не могу. Я не спала всю ночь. Я еле стою на ногах. Я не железная!!! — Она резко подняла голову: — Я хочу спать. Иначе я запорчу картины. Вам это нужно? Меня бросил парень, мой отец погиб, Ба в заложниках… У меня руки трясутся! Я десять лет не рисовала картины… Я…

Слезы текли градом.

Бандиты переглянулись, и один из них пошел звонить боссу.

— Тут такое дело… Девка в истерике. Ей бы отдохнуть…

Она заперлась в спальне — дверь была деревянная, так что выбить её не представляло никакого труда. Все гаджеты: планшет, ноут, телефон — у неё забрали, всю квартиру и спальню обыскали на два раза — на всякий случай. Но ей и не нужен был телефон.

Крадучись, на цыпочках, она пробралась в ванную комнату. Она дико боялась выдать себя светом, только в ванной и можно было, скрючившись на полу, зажечь небольшую свечу. Взяла свой скетчбук, огрызок карандаша и самозабвенно принялась рисовать — пока есть время. Даже если бы не было блокнота — рисовала бы на стене, да хоть где.

Без надежды, без веры, но… Ведь были кафе и Грег в форме…