Рисунки На Крови

Приладив скользкий чехольчик на головку члена, он растянул его, одновременно опуская вниз руку и воображая, что это рот Листа. Вес простыни стал руками Листа, дополнительная подушка — худым телом мальчишки, прижатым к его груди. Но когда он кончал, Лист растворился, и Зах увидел до боли синюю волну, разбивающуюся и вспенивающуюся на чистом белом песке.

Резинка, как всегда, осталась цела. Может, в семьдесят втором их делали более хлипкими?

Еще несколько минут он лежал, ни о чем не думая и все еще лениво поводя рукой. Наконец, когда теплые язычки спермы начали просачиваться в лобковые волосы, он стянул резинку, завязал конец узлом и бросил ее приблизительно в сторону унитаза. Раздался негромкий влажный плюх, что означало “в яблочко”. Впрочем, номер был так мал, что промахнуться было бы трудно, Если всякое семя священно, думал Зах, он более других совершил приношений на алтарь фаянсового божества.

Если он проснется и увидит, что кондом словно белая куколка какого-то насекомого плавает в подсиненной воде унитаза, он помочится на нее, а потом спустит воду. Зах считал свое тело изящной машиной и питал здоровое уважение к разнообразию ее функций.

Он перевернулся и, раскинув худые руки и ноги по незнакомому пространству матраса, зарылся головой в подушки. Одна из них уютно примостилась у его бока, будто теплое тело, медленно погружающееся в сон. На мгновение он задумался, каково это — засыпать и просыпаться с кем-нибудь рядом каждое утро, так чтобы тела привычно льнули друг к другу и кожа пахла друг другом и общей безопасной постелью.

Однако размышления эти были недолги. Такие мысли обычно посещали его свинцовым зимним утром, когда проливной дождь новоорлеанской холодной поры заливал оконные стекла.

Подушка, во всех ее податливых формах, была единственной его постоянной наложницей. Подтянув ее к себе поближе, Зах прижался к подушке лицом, почувствовал запах хлопка и стирального порошка и задержавшийся призрак своего оргазма, влажный и солоноватый, как океан, но гораздо чище. Вскоре образ его собственной кровати поблек, и Заху стал сниться сон о бесконечном, шелковом и сахарно-белом песке, о воде цвета неба и небе цвета солнца.

Когда он проснулся, номер был полон первыми красками заката, розовыми и голубыми тенями, которые, накладываясь друг на друга, лепестками раскинулись по простыне, поэтому он решил, что все еще спит. Но реальность постепенно просачивалась в сны, и Зах подумал, не выйти ли ему на пляж, чтобы посмотреть на закат и что-нибудь съесть. Желудок отчетливо давал о себе знать. Но по мрачному прибою сейчас скорее всего бродят рука об руку всякие счастливые парочки. Лучше никуда не ходить и заказать пиццу.

Полистав телефонный справочник, он выбрал страницу с рекламой “Домино” и порвал ее на клочки — “Домино” поддерживала “Операцию Спасения” и прочие ужасные фашистские движения, — потом позвонил в местную закусочную и заказал большую многослойную с тройным жалапеньо.

Полчаса спустя с его волос капала вода после короткого душа. Зах жевал пиццу, запивая ее грейпфрутовым лимонадом и изучая свой новый атлас. Он остановился заправить “мустанг” где-то возле Вальдосты, и хотя это было не столь чудное приключение, как его остановка в Пасс Кристиэн, он приобрел три кассеты, острые крекеры и дорожный атлас. 1-95 к северу от Саванны выведет его прямо в Северную Каролину. Зах не любил федеральные трассы, но теперь он был уже довольно далеко от Нового Орлеана и вполне готов покрыть как можно больший путь.

Так куда после Северной Каролины? Лист счел его ньюйоркцем. Заха всегда манила идея города на таком крохотном островке, забитом людьми всевозможных рас, полов и вероисповеданий, целые культуры и межкультурные распри, религиозные и магические системы, бесконечный микрокосм. Может, там он сможет затеряться.

Он прикончил пиццу, оставил в конторе ключ и, вставив в кассетник нового Хэнка Уильямса, двинул на север.

Незадолго до полуночи Зах сидел с “кровавой мэри” в баре “Сомбреро”, живописном здании-пирожном из розового песчаника, оранжевого неона и тысячи мигающих белым гирлянд. Тематический парк южных штатов на 1-95 притянул его как мошку яркое пламя.

Все более сюрреалистические щиты парка возникли вдоль трассы еще за тридцать километров до самого въезда. Сам парк был украшен обязательными трехмерными скульптурами из папье-маше с двигающимися конечностями, гигантскими хот-догами и вертящимися овцами и подмигивающими усатыми кружками “педро” — талисманом Юга. Это был как бы городок, выстроенный в полной пустоте посреди ничейной земли, на полдороге между Нью-Джерси и Диснейлендом (как похвалялся один из указателей). После трех часов на темной трассе, обрамленной монотонными полями и случайными сосновыми рощами, его безвкусные бары и магазинчики сувениров, неизменно раскрашенные, будто пасхальные яйца, пурпурным, розовым и зеленовато-желтым, показались Заху сродни огням улицы Бурбон на Марди Гра.