Тревор постоял, закрыв глаза и слушая вздохи и шелест листьев, почти визгливое жужжание насекомых, отдаленный разговор птиц… еще тише… голос подсознания нашептывал ему, стремясь быть услышанным через годы отсутствия и распада.
Он так боялся. Он так надеялся.
Тревор открыл глаза, глубоко вдохнул солнечный свет и оставленный дождем запах зелени и поставил ногу на первую ступеньку.
9
Воздух в Птичьей стране был золотым, как тягучий сироп, зеленым от процеженного кудзу света, тяжелым от сырости и гнили. Прохладный запах разложения в доме, заброшенном на несколько десятилетий, складывался из многого: черной земли под полом, сухих экскрементов животных, сугробов мертвых насекомых, распадающихся на осколки радужного хитина под поблескивающими гобеленами паутины. В случайных снопах солнечного света, падающего сквозь кружево крыши и растительности, медленно скользили и поворачивались частицы пыли. В каждой из них могла таиться память, которую Тревор сохранял о доме, частица Вселенной, заряженная горем и ужасом прошлых лет.
Он нырнул в дом как в омут. Вот она, гостиная: в углу, проданные вместе с домом, плесневеют остовы мерзкого кресла и старого коричневого дивана — оболочка выцветшей, ломкой от времени обшивки натянута на скелет из дерева и проволоки. Дождь падал внутрь через дыры в крыше, и в комнате пахло влажной гнилью и ее грибковыми тайнами. Вот горы ящиков из-под молока, где хранились пластинки. Большинство пластинок исчезло — очевидно, украдены мальчишками, которые решились зайти так далеко, хотя к концу того лета волшебный винил, наверное, покоробился так, будто провел два месяца в духовке на слабом огне. В памяти его мелькнули несколько картинок с обложек альбомов: “Cheap Thrills” Дженис Джоплин с рисунком Р. Крамба, психоделическая голограмма “Satanic Majesties Request” “Роллинг Стоунз”, от которой начинала кружиться голова, если глядеть на нее слишком долго, фотография Сидни Бечета, на которую страшновато было смотреть, поскольку шейные и лицевые мышцы саксофониста были настолько развиты, что сама голова казалась распухшей от базедовой болезни.
Вот дверной проем в коридор, где умерла мама. Ее кровь давно уже выцвела до едва различимого узора подтеков и царапин на стене, почти такого же темного, как тени и грязь вокруг. Дерево косяка местами разбито в щепы — это удары молотка пришлись мимо. В двух местах, по обе стороны двери, мамины пальцы впились в стену так, что оставили по себе борозды в штукатурке, — это, наверное, произошло, когда Бобби не промазал.
В протоколе вскрытия имелся перечень того, что нашли у нее под ногтями: частицы дерева, штукатурки, кровь ее мужа, кровь ее собственная. Чешуйки кожи Бобби, его волосы. Она боролась с ним как могла. Она умерла почти что в его объятиях.
Причина смерти: удары тупым предметом. На теле жертвы обнаружено пятнадцать ран, нанесенных молотком-гвоздодером: пять в голову, три в области груди, семь на руках. Три раны в голову и две в грудь сами по себе могли привести к смертельному исходу,
Умирала ли мама тихо? Это довольно долго занимало Тревора. Поначалу она, наверное, боролась с Бобби в молчании, порожденном отчаянием, не желая будить мальчиков и пугать их очередной ссорой. Но, осознав, что Бобби намерен причинить вред и им, думал Тревор, она, должно быть, начала кричать. Она попыталась бы задержать Бобби достаточно долго, чтобы дать им время выбраться из дому.
И травмы, нанесенные перед смертью: семь сломанных пальцев, раздробленные ключица и берцовая кость, три сломанных ребра, молоток вошел ей в грудь так глубоко, что проник в грудную полость. Могла ли она не издать ни звука за все это время?
Тревор полагал, что нет. Его, вероятно, ничто не разбудило бы той ночью. Он помнил горький на вкус грейпфрутовый сок, который дал ему перед сном Бобби, тупую тяжесть в голове на следующее утро. И в примечании в его деле в интернате говорилось, что, когда его привезли в больницу, в крови у него был обнаружен секонал.
Бобби дал ему снотворное, что означало, что он спланировал убийства. Но планировал ли он оставить Тревора в живых и потому дал ему снотворное? Или он дал снотворное обоим сыновьям, намереваясь убить их обоих, а потом по какой-то причине передумал?
А Диди? Видел ли Диди приближающуюся смерть? Он обнаружил Диди свернувшимся в калачик, размозженная голова глубоко зарылась в подушку, словно Бобби убил младшего сына, пока тот спал. Но если Бобби не дал секонал и ему, как мог Диди не проснуться от предсмертных хрипов матери? Бобби мог убить его, когда тот сидел в кровати — или прятался под одеялом, — а потом уложил тело в позу мирного сна, будто пытался оправдаться.