Рисунки на песке

Много позже, уже в 70-х, когда я снимался у него в маленькой роли в фильме «Автомобиль, скрипка и собака Клякса», я на своей шкуре испытал и понял, что имел в виду Ефремов. Вот, например: весьма солидная компания — Зиновий Гердт, Андрей Смирнов, Георгий Вицин, Олег Анофриев, Николай Гринько, аз, грешный, и сам Ролан, напевая «А если мы вошли в экран из зрительного зала…», никак не могли, по мнению режиссера, произвести это нехитрое физическое действие. Эту сцену Ролан снимал семь раз! Семь раз мы летали в Таллин и пытались «войти в экран». Клянусь: никто, кроме Ролана (ну, может быть, Феллини), не смог бы заставить эту компашку стать жертвой неуемной творческой фантазии режиссера. И если бы так он снимал только эту сцену!

Бесчисленное количество вариантов и дублей было снято и в эпизоде «Погоня». Этот псих уговорил меня прилететь к нему на юг, чтобы доснять один необходимый ему кадр для этой сцены. Даже не помню, вошел ли он в фильм… Мы роптали, но все же терпели все эти измывательства. Почему? Да потому, что понимали, чувствовали, что имеем дело с веселым Талантом, с человеком, одержимым искусством.

У Льва Толстого есть формула «Энергия заблуждения». Чем бы я ни занимался, в этот момент я должен быть уверен, что делаю лучшее и необходимейшее. Потом могу сказать: извините, заблуждался… Ролан излучал эту энергию. Ты попадал в ее ауру и радостно ей подчинялся. Если что-то мешало ему до конца осуществить задуманное, он переживал это как трагедию, как крушение мира.

Иду по «Мосфильму». Навстречу — Ролан, позади свита. Мрачен, как Гамлет перед «Быть или не быть», как Наполеон после Ватерлоо.

— Что с тобой? — спрашиваю.

— Нет, ты представляешь, — заводится он с пол-оборота, — Алла Пугачева запретила Кристине обриться наголо… Все пропало! Без этого нет роли, нет картины, нет моего «Чучела»!

На его глазах были слезы. Он не понимал, не хотел и не мог понять, как эта гениальная девочка (а он всерьез верил в ее гениальность) могла предать Искусство! Он верил, что его «Чучело» перевернет и изменит мир! В этом весь Ролан. Человек неизбывного романтизма. Поэтому писал стихи. Писал, как ему казалось, трагические стихи, когда его «Чучело» не выпускали на экран. Это же надо — его «Чучело», его «Бодался теленок с дубом», его «Архипелаг ГУЛАГ», могло не дойти до зрителя! И он записывал в тетради:

Читал и слышал я, как распинают,
Как тайный суд вершится в тайный срок.
В конце концов все узнают и знают,
Но прошлое, к несчастью, не урок.

И все это старо до неприличья,

Распятье, крест, Голгофа и позор,
И в гибели ни капли нет величья,
Все буднично — и плаха, и топор.

В своих переживаниях он доходит почти до богоборства:

Неужели Создатель сам
Не позволяет нам созданий?
Неужто больно небесам
Соперничество созиданий?

Милый, милый Ролик! Какой там Создатель, это просто совмудаки и чинуши берегли чистоту системы и свои привилегированные кресла…

Надо отдать должное чудному, смешному Ролану (я всегда боюсь несмешных людей), когда он, надписывая мне книгу своих стихов, оговорился:

— Ты, конечно, понимаешь разницу: эта книга называется не «Ролан Быков. Стихи», а всего лишь «Стихи Ролана Быкова».

Тут важна была интонация, как бы ничего не значащее: «Стихи Ролана Быкова»…

Вот уж чего в нем не было точно, так это сальерианства! Почему? А все потому же: он сам был безмерно одарен и добр!

Реактивность его фантазии иногда даже ошарашивала.

— Ролан, я хочу ставить новую пьесу такого-то. Там герой…

— Я знаю, как это надо ставить! Жизнеспособность — вот тема!

— Ролан, но герой кончает жизнь самоубийством…

— А-а, тем паче!..

Вулкан, сказочник, Мюнхгаузен, Тартарен. Но безмерно чистый и грандиозно одаренный.

А ведь хлебнул он дерьма за свою жизнь немало. Его лучшие работы годами не доходили до зрителя. «Рублева» закрыли, «Проверку на дорогах» закрыли, «Комиссара» закрыли, Пушкина отняли, с «Чучелом» нервы помотали… Когда окончательно закрыли картину Аскольдова «Комиссар» по рассказу Василия Гроссмана, Быков приехал ко мне и сыграл мне весь фильм. Спустя много лет, когда я впервые увидел фильм на экране, то понял, что вижу его уже второй раз. Первый был не менее талантлив.

Было время, когда я, притворившись представителем МХАТа, проник на заседание Моссовета, чтобы пробить ему, уже популярнейшему актеру и режиссеру, однокомнатную квартиру на окраине Москвы…