Рисунки на песке

В третий раз я испытал чувство героини из фильма Вуди Аллена уже в начале 80-х. Странно, ведь я сам был уже почти пятидесятилетним человеком, много повидавшим на своем веку. И вдруг! Я принадлежал к счастливцам, имевшим видик. Я был в числе избранных, видевших в разного рода закрытых киноклубах то, что простым смертным было неведомо. Теперь трудно вообразить, что в начале 80-х, появись на улицах тогдашней Москвы Мерил Стрип, Джек Николсон или сам Марлон Брандо, они могли бы свободно гулять по столице и даже, при желании, прокатиться в московском метро без всякой охраны, на них никто бы не обратил внимания. Ведь тогда, в 81-м году, на широких экранах не было ни одного фильма с их участием — ни «Крестного отца», ни «Охотника на оленей», ни «Кукушки» — ничего! Тем более «Таксиста» или «Бешеного быка» режиссера Мартина Скорсезе. Однажды днем — это было в феврале 82-го года — я заглянул в ресторан ЦДЛ после радиозаписи на улице Качалова. Ну, выпью чашку кофе — заслужил после чтения стихов на радио, а вдруг кого-нибудь и встречу из знакомых братьев-письменников. И точно: в абсолютно пустом зале цэдээловского ресторана сидел одиноко мой старинный друг, поэт Юрий Давидович Левитанский. Я составил ему компанию. Мы оба, как это ни странно, в тот раз не пили, а просто беседовали о разном. Нам с Юрой было о чем поговорить. Вскоре еще какая-то небольшая группа людей вошла в зал этого ресторана, время было обеденное, час дня. «Привет, Майкл!» — услышал я знакомый голос. Это подошел, поздоровался со мной мой старый знакомец еще по Школе-студии МХАТ 50-х годов, известный кинорежиссер Эмиль Лотяну. Эмиль был тогда в зените своей режиссерской славы. Его фильмы «Табор уходит в небо» и «Мой ласковый и нежный зверь» стали хитами советского кино. Теперь же Эмиль снимал, как сказали бы сегодня, — блокбастер о великой Анне Павловой. Его тогдашняя молодая жена Галя Беляева, в прошлом балерина, должна была не только сыграть, это было бы еще полбеды, но и станцевать Анну Павлову. Все это уже по ходу съемок сего беспрецедентного проекта всячески обсуждалось в наших киношных кругах. «Здорово, Эмик, — сказал я. — Познакомься, это Юрий Левитанский». Надо сказать, что Эмиль Лотяну был, в общем-то, славным парнем. Он когда-то, в 53-м году, приехав из Молдавии, поступил на актерский факультет Школы-студии МХАТ и был, как это ни странно, принят, несмотря на сильный молдавский акцент. Предполагалось, что этот кудрявый малец после окончания нашего пажеского корпуса вернется в родимый Кишинев, чтобы двигать в советскую глубинку систему Константина Сергеевича Станиславского. Однако предприимчивый и далеко не бездарный молдаванин (Эмиль намекал, что румын, не был ли он евреем?) переквалифицировался в кинорежиссера, поняв, что так оно будет интереснее во всех смыслах. Сначала снимал на «Молдова-филме», затем добрался и до матушки Москвы. Но, мало того, вышел в ведущие и вот теперь снимал чуть ли не совместное «американское» кино с немалым бюджетом и размахом. Эмилю, который и сам писал стихи и публиковал поэтические сборники, было лестно и приятно познакомиться с самим Юрием Левитанским, поэтом из самых известных и незаурядных. И тогда мой мхатовский кореш решил отблагодарить меня: «Майкл (он почему-то всегда меня называл на иностранный манер: Майкл, Мишель, Мойша), — сказал режиссер, не вынимая своей неизменной трубки изо рта, — хочешь я тебя сейчас познакомлю с Робертом Де Ниро?» Я ни хрена не понял. «Эмиль, ты хоть трубку изо рта вынь, у тебя и без того с русской дикцией нелады. С кем ты хочешь меня познакомить?» — «С Робертом Де Ниро. Ты что, не видел его в кино?» — «Эмка, кончай мне башку дурить! С каким еще Де Ниро?» — «Да оглянись, вот он сам».