Рисунок по памяти

— Отец, я не передумаю ехать в Париж, — осторожно сказала Хадижа, наблюдая, какой радостью зажглись глаза отца от одной мысли, что она может все вспомнить, и что попытка оставить ее в родной культуре, вполне закономерна.

— Сделать этого я даже не пытаюсь: ты всегда была упряма и если что-то вбила себе в голову, то разубедить тебя в этом практически невозможно, — вспоминая, как настойчиво маленькая Хадижа требовала, чтобы он развелся с Раньей, и все разговоры о том, что девочка должна если не полюбить, то хотя бы уважать мачеху, разбивались о стену ее упрямства и обиды, — Но, если тебе не возвращаться в Рио, а сразу отсюда отправиться в Париж?

— Сразу в Париж? — задумалась Хадижа.

— Да.

— Думаю, это нужно обсудить с Зейном, — предложение было заманчивым: остаться и увидеть все те места, о которых говорил дядя Али. Может, даже удастся порисовать с натуры.

— Да, конечно, — вздрогнул Саид, словно только сейчас вспомнив, что в жизни дочери появился другой главный мужчина, — Я позову Зейна.

Египтянин выслушал предложение Саида и повернулся к Хадиже:

— Ты хочешь остаться в Фесе?

Девушка пожала плечами:

— Я бы осталась, но документы… я подавала заявку еще как Зоя Вебер.

— Мы можем доказать, что ты и Зоя Вебер одно лицо, — ответил Саид, — Все необходимые документы есть, а, значит, заново подавать заявку тебе не понадобится.

— Возможно, — пожала плечами Хадижа, — в любом случае позвонить, или написать им не помешает. И еще, я собирала вещи только для отъезда в Фес, многое, что мне понадобится в Париже, я не взяла.

— Просто напиши список, и все соберут, — сказал Саид.

— Или можно купить то, чего не хватает в Париже, — предложил Зейн.

— Уговорили, — кивнула Хадижа, — Я останусь погостить в Фесе.

— Хорошо, — выдохнул Саид, — может, это еще больше поможет твоей памяти.

— Завтра мне нужно будет уехать на два-три дня дать закончить кое-какие дела, связанные с клубом перед отъездом, — сказал Зейн, — Хадижа, ты можешь либо остаться в отеле, номер полностью оплачен, или переехать в дом дяди Али.

— Я перееду в дом дяди Али, мне непривычно долго находится в одиночестве, — девушка поежилась.

Звучало немного абсурдно, но, живя в приюте, где практически все общее, побыть в одиночестве удавалось редко, и это наложило свой отпечаток на психику. Хадиже иногда, как любому творческому человеку, необходимо было побыть одной, например, когда она делала эскиз или писала картину, но при этом ощущение полного одиночества, когда рядом не было ни одного знакомого лица, вселяло в нее, если не панику, то ощущение тревоги. Так что, оказаться в более привычных стенах, среди родных людей правильней, чем в, несомненно, шикарном, но чужом номере отеля.

— Это даже лучше, — согласился Саид, — Здесь ты будешь под присмотром.

Прошло три дня. Отец, забрав Ранью, Зулейку и младших, уехал в Рио, за ним последовал и Зейн, удостоверившись перед отъездом, что все вещи жены перевезли обратно в дом Али, и, расплатился за номера в отеле, все-таки оставив бронь. Мохаммеду и Зе-Роберту тоже нужно было возвращаться к делам магазина, который они оставили на Амина. Старшему сыну Мохаммеда пришлось остаться в Рио из-за пересдачи экзамена, но молодой человек не шибко страдал, что не погуляет на празднике, а вот тетя Латифа с Самирой и малышом Кави, остались еще погостить и составить компанию Хадиже.

Она действительно посетила достопримечательности, о которых говорил дядя Али, и даже «Голубой город» Шефшауэн находящийся в горах, словно по волшебству окутанный дымкой облаков. Город, в котором все: дома, ступеньки, тротуары, оконные рамы, цветочные горшки, дорожки в парках, — окрашено во все оттенки голубого: от бирюзы до светло-небесного, от василькового до чистой лазури.

Обычно ее сопровождала Самира, и дядя Али посылал с ними кого-то из слуг. Когда Хадижа уставала от туристических маршрутов, они ходили на Медину вместе с Зорайде покупать пряности и продукты. Хотя женщина больше и не была служанкой в доме, она никому не доверяла выбор, из чего готовить баранину и Кус-кус. Один раз дядя Али даже взял Хадижу на рынок верблюдов, и она покаталась на одном из них по бесконечным песчаным дюнам, наконец, поняв, почему этих животных называют кораблями пустыни. Мерное покачивание при езде на верблюдах действительно чем-то напоминает тяжело дышащую палубу судна, когда его нос отваливает волны в вечно живой, никогда не спящей морской воде.

Хадижа смотрела на бескрайнюю прекрасную и опасную пустыню: на золотой песок барханов, искрящийся на солнце, на вереницы караванов, растворяющихся вдали подобно миражам, — и тут заметила развалины немного в стороне от рынка. Остатки древней крепости возвышались над всем вокруг, словно бунтарь, не покорённый, ни солнцем, ни песком, ни самим временем. Девушку словно магнитом потянуло туда; сделав несколько шагов, она услышала голос дяди Али, зовущий ее.

— Да, я здесь, — поспешила к нему Хадижа.

— Пойдем, Зорайде уже ждет нас к обеду.

— Да, конечно, — улыбнулась девушка, украдкой посматривая в сторону развалин.

Она обязательно вернется туда, позже.