Сердце сжалось. Я была счастливым, любимым ребёнком, которого учили, что мир такой, каким мы его делаем. Идеи самопожертвования хороши только на страницах книг, не больше. Но я знала, что смогу. Это долг, который нужно выполнить, даже если больно и страшно. Долг, от которого нельзя отвернуться, потому что вся твоя дальнейшая жизнь окрасится вкусом предательства. Не перед ними, обезличенными сао, а перед самой собой.
Но я не хочу!
Глаза зажмурились, я споткнулась и упала вперёд, едва успев выставить руки, которые тут же загудели от боли. До границы деревни оставалось всего несколько шагов.
Рядом кто-то громко и монотонно ругался, потом раздался тонкий плач.
Я повернула голову и медленно встала, даже не пытаясь отряхнуть подол. На грязь между домами наложили слой досок, своеобразные тропинки, по которым теперь бродили заключенные. Вот на границе между сухой травой и грязью на помост ступил мужчина, за которым шла женщина, держащая за руку худого подростка. Он поднимал голову выше всех, демонстрируя отсутствие страха. В отличие от следующей группы, где женщина держала на руках девочку лет трёх. Ребенок смотрел на приближавшуюся черноту с таким ужасом, что он непроизвольно передавался и мне, и, похоже, матери. В таком возрасте совсем неохота становиться сильнее…
Если они сейчас туда зайдут… И смотреть нельзя, сердце останавливается, и не смотреть не могу. Отвернуться в такой момент может кто-то никчемный, я же должна выпить сию чашу до дна. Иначе не будет сил и веры в то, что порядки некрогеров необходимо менять. Срочно. Нещадно.
Женщина замерла и медленно повернула голову в мою сторону, минуя голема. Её губы были крепко сжаты, а ребенок судорожно цеплялся за платье на груди и бешено вертелся.
Где-то далеко в шеренге вдруг раздался грохот и сумасшедшие вопли. Охранники, которые кружили неподалеку, переглянулись и припустили выяснять, в чем дело. Ас-асс неуклюже повернулся, будто специально отгораживая нас от охраны.
В этот момент некрогерка вдруг рывком отцепила девочку от себя, поставила на землю и резко толкнула в мою сторону. Та всхлипнула, падая, и ухватилась за мою юбку.
- Что вы делаете…
Вопрос завис в воздухе – судорожный, нелепый. Уже доносился стук копыт, охрана возвращалась, ребенок вцепился в юбку так, что почти стянул её вниз и тихо всхлипывал, а женщина отвернулась и решительно ступила на помост.
Всадник быстро приближался, моя рука сама собой поднялась – и девочку накрыла пола плаща.
- Ас-асс.
Голем тут же наклонился надо мною.
- Стой между мною и некрогерами. Теми, что верхом на лошадях.
Нужно уходить. У бедра дрожало маленькое хрупкое тело, девочка изредка всхлипывала, но молчала. Хотелось взять и потерять сознание, чтобы не приходилось думать о произошедшем, а ещё лучше бы пришёл кто-нибудь мудрый и решил все проблемы… но эта некрогерка отдала мне ребёнка, потому что не хотела вести её туда… в деревню.
И я не могла её подвести. Мама…
Развернувшись и неуклюже придерживая плащ, я поковыляла к шатру, Ас-асс мельтешил рядом, шагая так, что земля тряслась, потом, через пару десятков метров я попросила голема взять меня на руки. С такого расстояния уже не видно, что он несет нечто большее – я тоже взяла девочку на руки и свесила плащ, чтобы тот волочился за големом по земле, отвлекая внимания. На этом моя изобретательность истощилась.
У шатра, когда Ас-асс сгрузил нас на землю, девочка тут же отцепилась и теперь смотрела на меня огромными глазами, мелко дрожа и задержав дыхание. Тёмные сверкающие глазки, прозрачная кожа в пятнах пыли.
- Лезь внутрь.
Я не успела помочь – она запрыгнула в шатёр, двигаясь быстро и ловко, как мартышка.
- Охраняй нас.
Ненужный совет Ас-ассу, который и сам прекрасно знает, что делать.
Так… где она? Внутри сумрак, чумазого ребёнка не сразу получается найти среди подушек из тёмных тканей. Но вот она, у левого полога.
- Не бойся. Есть хочешь?
Корзинка с едой отчего-то тряслась в моих руках, пока я подтаскивала её ближе и открывала.
Стоило показаться на свет пышным булкам и пирожкам, как ребёнок тут же бросился вперёд, хватая одну из них и утаскивая на прежнее место. Она жевала, яростно кусая булку и дёргая так, что тесто разрывалось, но не забывала настороженно следить за моими движениями и вжиматься в подушки. На ней были штаны и туника, грубые ботинки, своеобразный шарф из куска полотна, но вся одежда из холодной на вид ткани.
У меня, к счастью, завалялась пушистая шаль, которую я в последнее время брала на случай холодов. Но такой вариант использования и в голову не мог прийти…
Я растянула шаль в руках.
- Давай укутаю.
Она перестала жевать и замерла.
- Чтобы было тепло. И поедем отсюда… поедем далеко-далеко отсюда, хорошо?
Девочка хлюпнула носом и в её глазах задрожали слёзы. Если она станет сейчас звать маму, просто не представляю, что буду делать. Однако обошлось – она не произнесла ни звука, позволила закутать себя в шаль и вернулась к еде. На какое-то время это её займёт, а что дальше, подумаю.
- Как тебя зовут?