Ритианский террор

Нельзя было объяснить все события минувших двух дней, просто отметив, что Пембану посчастливилось обладать специальными знаниями, недоступными службе безопасности, которые и оказались именно тем, что в данную минуту требовалось. Это была отговорка. Знания на самом деле не были "специальными"; это были сведения, которые Земля должна была иметь и старалась получить, однако у нее это не получалось.

И, опять-таки, почему?

Спенглеру казалось, что с момента прибытия Пембана, вселенная медленно и практически незаметно переворачивалась, пока не оказалась вверх тормашками. И, однако, ничего не изменилось. Пембан был все тем же, таким же остался и Спенглер и остальной мир, который он знал. Это напомнило ему одну из оптических иллюзий, которую можно увидеть среди первичных маскировочных средств - серия кубов, которые образуют лестничный пролет идущий вверх, а затем вы моргаете и кубы выгибаются, или ступени ведут теперь вниз. Или как другая игра, где изображены силуэты двух мужчин, ограниченные вверху и внизу сходящимися линиями перспективы: вам кажется, что один мужчина гораздо выше другого, но когда вы измеряете их оказывается, что они одинакового размера или даже, тот, который казался меньше, на самом деле больше размерами.

Спенглер выругался. Он осознал, что дошел до того, что готов подняться, взять скутер до остановки Уровень G, номер 1-11 и покорно просить Пембана объяснить ему, почему Солнце теперь вращается вокруг Земли, черное стало белым, а большие желуди растут на маленьких дубах.

Он взял мнемокуб и яростно вставил его в стол.

Этот жест не принес ему облегчения; ощущение бунта прошло, а депрессия и замешательство остались.

Неотвратимо и обреченно - как мотылек летит на свет, как Магомет идет к горе, так Спенглер шел к Пембану.

На этот раз дверь была закрыта.

Через три секунды скутер умчался туда, откуда он приехал, огни зажигались перед ним в пустынном коридоре, когда он проезжал мимо. Он повернул за угол на Эпсилон и исчез, направляясь к невидимому прохожему, который вызвал его.

Тишина.

На пять метров в обе стороны по коридору неяркие огни освещали каждую деталь покрытых блестящими обоями стен, математические линии дверей и служебных выходов, почти невидимые следы ног, которые ночью будут превращены в молекулярную пыль, и она будет втянута всасывающими трубами. За этим расстилалась темнота. Где-то далеко иногда на мгновение вспыхивала точка света, как пролетающая звезда, когда кто-нибудь пересекал коридор.

На минуту Спенглер представил себе, что будет, если жизнь прервется: мили пустых коридоров, тишина, медленно кружащаяся пыль, постепенное нашествие насекомых. Мертвая тяжесть Холма, опускающаяся невидимо на тебя, ужасная, неощутимая тяжесть трупа.

Поборов раздражительность, Спенглер положил руку на дверную пластинку.

Ему пришлось довольно долго ждать, пока дверь приоткрылась. Пембан в домашней куртке и брюках, мигая, глядел так, как будто он только проснулся.

- О, господин уполномоченный. Входите, пожалуйста.

Спенглер сказал с сомнением в голосе:

- Я боюсь, я потревожил вас. Мой вопрос несрочный. Я поговорю с вами завтра.

- Нет, что вы, пожалуйста, проходите, господин уполномоченный. Я рад, что вы пришли. Я как-то плохо себя чувствовал, сидя здесь один.

Он закрыл дверь за Спенглером.

- Выпьем? У меня еще осталось полбутылки виски и целая бутылка содовой.

При мысли о виски в желудке Спенглера стало неспокойно. Он отказался и присел на кресло.

На столе перед шезлонгом было разложено несколько листов бумаги и лежала инкрустированная старинная электроручка.

- Я как раз писал письмо своей жене, - пояснил Пембан, проследив за взглядом Спенглера. - Или вернее будет сказать, пытался писать... - Он улыбнулся. - Я не могу рассказать ей ничего важного, не нарушая секретности. И я знаю, что я, скорее всего, вернусь на Ганимед еще до того, как туда придет это письмо после снятия эмбарго. В любом случае в этом занятии мало смысла. Но все же это хоть какое-то времяпрепровождение.

Спенглер кивнул.

- Очень жаль, что мы не можем отпустить вас прямо сейчас. Но здесь, на Холме, есть прекрасная секция развлечений. Ну, знаете - кинотеатры, компьютерные шахматы, комнаты сна, ванны...

Пембан покачал головой, все еще улыбаясь.

- Я не получаю удовольствия от всех этих развлечений, господин уполномоченный.

Его тон, как показалось Спенглеру, был наполовину раскаивающимся, наполовину снисходительным. Без сомнения, у них на Менхевене были другие, более энергичные развлечения. Наркотики или общие купания, наверное, кажутся им слабыми и ограниченными развлечениями.

Не зная, о чем еще говорить, Спенглер выпалил:

- Скажите мне честно, Пембан, вы презираете нас?

Глаза Пембана медленно расширились, а затем сузились, и все его лицо застыло.

- Стараюсь не допускать этого чувства, - сказал он спокойно. - Это было бы слишком легко. Вы пришли, чтобы спросить меня об этом, господин уполномоченный?

Спенглер наклонился вперед, поставив локти на колени, сцепив руки.