Читаем Ритка полностью

— Я так представляю себе библиотеку: переступил порог и душа замерла от благоговения. Книги, книги вокруг, и каждую хочется взять в руки, раскрыть, просмотреть. Посидеть над ней, подумать… Я выросла на погранзаставе, у нас там книги были наперечет.

Так я до слез завидовала своей подруге Ирке, которая переехала в Киев. Она ведь там, в Киеве, могла любую книгу прочитать. Вот и нам нужно так все оборудовать, чтобы сюда было приятно войти, чтобы тянуло сюда, — Майя вскочила. — Ох, размечтались мы тут с тобой, а у меня же пятый урок еще. Бегу, руки еще успеть помыть… Вот ключ, закроешь потом.

На второй день Ритка пришла в библиотеку, лишь только Виктория Викторовна успела сделать ей уколы. А Майя так и не показалась совсем: у нее было много уроков. Зато появилась библиотекарша, невзрачная, какая-то вся усохшая, хотя и молодая женщина. Лицо плоское, темные волосы небрежно заколоты, как у школьницы, в тощий хвост. Она обрадовалась, увидев разобранные книги, широко расставленные глаза просияли, но на них тут же навернулись слезы.

— Я еще неделю, наверное, просижу с Мишкой. Не проходит у него.

Библиотекарша стащила зачем-то подшивки газет с подоконника на пол, еще раз оглядела разоренную комнату и ушла. Зачем было, спрашивается, приходить?

А Ритка очень устала в библиотеке. Тянуло побродить под соснами, такая теплынь стояла за окном, но решила поработать и после обеда, порадовать учительницу.

Однако в библиотеку в этот день она больше не попала.

Сразу после обеда зазвала к себе Маргарита. Завуч была одна в учительской. Поинтересовалась самочувствием, спросила, все ли выполняют, что предписано врачом, добавила задумчиво:

— Значит, в пошивочной тебе не нравится?

— Мне не не нравится. Я же еще не работала.

Завуч поднялась со своего места, постояла, глядя за окно. Раздумье словно осветило худое, с желтизной, лицо.

Видишь ли… Ты девочка. Кто знает, как сложится у тебя личная жизнь? А вдруг не сложится? Это я к примеру, конечно. И тогда… ох, как тогда тебе пригодится работа! А для этого надо научиться работать. Находить в работе радость.

Завуч произнесла эти слова так, будто говорила не для Ритки, а самой себе. И опять замолчала, задумалась. Полосатая кофточка сбилась на груди под слишком просторным черным сарафаном.

— Еще Ушинскии говорил, — ты знаешь, кто такой Ушинский? — так вот он говорил: «Если вы хотите, чтобы ваш ребенок был счастлив, приучите его к труду с малых лет». Приучите. А я вот плохо свою дочку приучаю. Некогда. Целый день на работе. А бабка балует ее, не понимает, что причиняет ребенку своей жалостью только зло.

Учительница словно думала вслух, и, наверное, надо было сказать ей что-нибудь в ответ, но Ритка не смогла больше произнести ни слова. Стиснула коленями ладони, сжала плечи. Видимо, завуч заметила, какая она жалкая на своем стуле.

— Что ж, ступай. Погуляй на воздухе. День-то сегодня какой, совсем весна!

Посмотри… — завуч шагнула к Ритке, взяла за плечи и подвела к окну. Она-то за окном, вероятно, что-то и видела, а у Ритки глаза застлало слезами. Постояла сколько-то, остро ощущая на своих плечах легкую теплую руку, потом бросилась из учительской.


8

Всех одолевало любопытство: как поведет себя Богуславская? В тот же день ее вызвал к себе директор. Вышла она из его кабинета никак не раньше, как через час, рассказывали очевидцы, злая и молчаливая. Лукашевич будто бы подскочила к ней, Богуславская только глазами сверкнула и не подпустила к себе. С Дворниковой ее, правда, видели. А Лукашевич вроде и не горюет, что Богуславская дала ей отставку. Хохочет, заливается. С Таньки все как с гуся вода. Такой уж характер!

— И то, — заметила Зойка. — Телушечка Татьяну во как держала!.. А теперь Лукашевич сама себе хозяйка. Только вот полакомиться нечем. Богуславская ее прикармливала, ты разве не знаешь? Танька же на пирожных выросла, ей наши каши в глотку не лезут. Чего она в ПТУ пошла? Да, знаешь, дело у нее было…

Татьяна училась в девятом. Разумеется, была компания. Главным образом одноклассники. Собирались у кого-нибудь, крутили магнитофон, болтали. А тут как раз Новый год… Стали ломать голову, как поинтереснее встретить его. И придумали. В том же доме, в котором проживала семья Татьяны, занимал трехкомнатную квартиру офицер в отставке. В декабре офицер и его жена уехали погостить к дочери. Это Татьяне пришла в голову мысль отметить Новый год в офицерской квартире. Воспользоваться роскошной посудой, зажечь в старинных канделябрах свечи и все такое. Натанцеваться, навеселиться, а потом оставить все как есть и… исчезнуть.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Молодые люди
Молодые люди

Свободно и радостно живет советская молодежь. Её не пугает завтрашний день. Перед ней открыты все пути, обеспечено право на труд, право на отдых, право на образование. Радостно жить, учиться и трудиться на благо всех трудящихся, во имя великих идей коммунизма. И, несмотря на это, находятся советские юноши и девушки, облюбовавшие себе насквозь эгоистический, чужеродный, лишь понаслышке усвоенный образ жизни заокеанских молодчиков, любители блатной жизни, охотники укрываться в бездумную, варварски опустошенную жизнь, предпочитающие щеголять грубыми, разнузданными инстинктами!..  Не найти ничего такого, что пришлось бы им по душе. От всего они отворачиваются, все осмеивают… Невозможно не встревожиться за них, за все их будущее… Нужно бороться за них, спасать их, вправлять им мозги, привлекать их к общему делу!

Арон Исаевич Эрлих , Луи Арагон , Родион Андреевич Белецкий

Комедия / Классическая проза / Советская классическая проза
Через сердце
Через сердце

Имя писателя Александра Зуева (1896—1965) хорошо знают читатели, особенно люди старшего поколения. Он начал свою литературную деятельность в первые годы после революции.В настоящую книгу вошли лучшие повести Александра Зуева — «Мир подписан», «Тайбола», «Повесть о старом Зимуе», рассказы «Проводы», «В лесу у моря», созданные автором в двадцатые — тридцатые и пятидесятые годы. В них автор показывает тот период в истории нашей страны, когда революционные преобразования вторглись в устоявшийся веками быт крестьян, рыбаков, поморов — людей сурового и мужественного труда. Автор ведет повествование по-своему, с теми подробностями, которые делают исторически далекое — живым, волнующим и сегодня художественным документом эпохи. А. Зуев рассказывает обо всем не понаслышке, он исходил места, им описанные, и тесно общался с людьми, ставшими прототипами его героев.

Александр Никанорович Зуев

Советская классическая проза