— Я так представляю себе библиотеку: переступил порог и душа замерла от благоговения. Книги, книги вокруг, и каждую хочется взять в руки, раскрыть, просмотреть. Посидеть над ней, подумать… Я выросла на погранзаставе, у нас там книги были наперечет.
Так я до слез завидовала своей подруге Ирке, которая переехала в Киев. Она ведь там, в Киеве, могла любую книгу прочитать. Вот и нам нужно так все оборудовать, чтобы сюда было приятно войти, чтобы тянуло сюда, — Майя вскочила. — Ох, размечтались мы тут с тобой, а у меня же пятый урок еще. Бегу, руки еще успеть помыть… Вот ключ, закроешь потом.
На второй день Ритка пришла в библиотеку, лишь только Виктория Викторовна успела сделать ей уколы. А Майя так и не показалась совсем: у нее было много уроков. Зато появилась библиотекарша, невзрачная, какая-то вся усохшая, хотя и молодая женщина. Лицо плоское, темные волосы небрежно заколоты, как у школьницы, в тощий хвост. Она обрадовалась, увидев разобранные книги, широко расставленные глаза просияли, но на них тут же навернулись слезы.
— Я еще неделю, наверное, просижу с Мишкой. Не проходит у него.
Библиотекарша стащила зачем-то подшивки газет с подоконника на пол, еще раз оглядела разоренную комнату и ушла. Зачем было, спрашивается, приходить?
А Ритка очень устала в библиотеке. Тянуло побродить под соснами, такая теплынь стояла за окном, но решила поработать и после обеда, порадовать учительницу.
Однако в библиотеку в этот день она больше не попала.
Сразу после обеда зазвала к себе Маргарита. Завуч была одна в учительской. Поинтересовалась самочувствием, спросила, все ли выполняют, что предписано врачом, добавила задумчиво:
— Значит, в пошивочной тебе не нравится?
— Мне не не нравится. Я же еще не работала.
Завуч поднялась со своего места, постояла, глядя за окно. Раздумье словно осветило худое, с желтизной, лицо.
Видишь ли… Ты девочка. Кто знает, как сложится у тебя личная жизнь? А вдруг не сложится? Это я к примеру, конечно. И тогда… ох, как тогда тебе пригодится работа! А для этого надо научиться работать. Находить в работе радость.
Завуч произнесла эти слова так, будто говорила не для Ритки, а самой себе. И опять замолчала, задумалась. Полосатая кофточка сбилась на груди под слишком просторным черным сарафаном.
— Еще Ушинскии говорил, — ты знаешь, кто такой Ушинский? — так вот он говорил: «Если вы хотите, чтобы ваш ребенок был счастлив, приучите его к труду с малых лет». Приучите. А я вот плохо свою дочку приучаю. Некогда. Целый день на работе. А бабка балует ее, не понимает, что причиняет ребенку своей жалостью только зло.
Учительница словно думала вслух, и, наверное, надо было сказать ей что-нибудь в ответ, но Ритка не смогла больше произнести ни слова. Стиснула коленями ладони, сжала плечи. Видимо, завуч заметила, какая она жалкая на своем стуле.
— Что ж, ступай. Погуляй на воздухе. День-то сегодня какой, совсем весна!
Посмотри… — завуч шагнула к Ритке, взяла за плечи и подвела к окну. Она-то за окном, вероятно, что-то и видела, а у Ритки глаза застлало слезами. Постояла сколько-то, остро ощущая на своих плечах легкую теплую руку, потом бросилась из учительской.
Всех одолевало любопытство: как поведет себя Богуславская? В тот же день ее вызвал к себе директор. Вышла она из его кабинета никак не раньше, как через час, рассказывали очевидцы, злая и молчаливая. Лукашевич будто бы подскочила к ней, Богуславская только глазами сверкнула и не подпустила к себе. С Дворниковой ее, правда, видели. А Лукашевич вроде и не горюет, что Богуславская дала ей отставку. Хохочет, заливается. С Таньки все как с гуся вода. Такой уж характер!
— И то, — заметила Зойка. — Телушечка Татьяну во как держала!.. А теперь Лукашевич сама себе хозяйка. Только вот полакомиться нечем. Богуславская ее прикармливала, ты разве не знаешь? Танька же на пирожных выросла, ей наши каши в глотку не лезут. Чего она в ПТУ пошла? Да, знаешь, дело у нее было…
Татьяна училась в девятом. Разумеется, была компания. Главным образом одноклассники. Собирались у кого-нибудь, крутили магнитофон, болтали. А тут как раз Новый год… Стали ломать голову, как поинтереснее встретить его. И придумали. В том же доме, в котором проживала семья Татьяны, занимал трехкомнатную квартиру офицер в отставке. В декабре офицер и его жена уехали погостить к дочери. Это Татьяне пришла в голову мысль отметить Новый год в офицерской квартире. Воспользоваться роскошной посудой, зажечь в старинных канделябрах свечи и все такое. Натанцеваться, навеселиться, а потом оставить все как есть и… исчезнуть.