Ритка

— Ты бы хотела, чтобы у тебя был брат? Чтобы старше тебя? Здоровый, сильный? И глаза чтобы черные, такие… с блеском. — Она опять помолчала, и Кате стало немного не по себе от строгого взгляда ее темных глаз. В их непроницаемой глубине плеснулось что-то вроде горькой усмешки. — Ты, наверное, знаешь? Слышала уже? Отец у нас пьет.

Катя растерялась. Что в таких случаях принято говорить? Посочувствовать или… Вот почему Ритка избегает ее! Стыдится отца. И не успела ничего. Ритка объяснила глухим, бесцветным голосом:

— Обругал меня сейчас. По-всякому.

Когда она вернулась из школы, отец был дома. Трезвый. Возился с какой-то кистью на кухне. Как всегда, когда отец был «не выпивши», он был не в духе, швырнул нож, опрокинул табуретку, так, что она грохнулась о холодильник. Ритка как раз вышла из ванной, где помыла руки, заметила ему невольно:

— Осторожнее, холодильник все-таки.

Обычно, трезвый, отец ее просто-напросто не замечал. Разве что иногда прикрикнет, если Димка очень уж расканючится: «Уйми ребенка, халда!» Ритка к нему и не обращалась никогда. Тоже старалась не замечать. А теперь, когда он грохнул табуреткой, обратила внимание: он весь какой-то помятый, редкие волосы на лбу стоят дыбом. Перемазался известкой, перевязывая кисть. И этот неопрятный, рано постаревший человек ее отец?

Вероятно, он заметил ее взгляд, отрезал угрюмо:

— Нечего указывать! Подумаешь, холодильник! Захочу и вовсе расколочу. На свои покупал.

Ритке бы промолчать и уйти. Но, во-первых, ей хотелось горячего чаю и нужно было включить чайник, во-вторых, это просто уже надоело. Разве нельзя по-хорошему? Добавила:

— Разве в этом дело? Вещь все-таки…

— Я сказал: не указывать! — повысил голос отец. — За собой лучше присматривай. Ты когда в среду пришла?.. Вот то-то же. Чтобы в первый и последний раз. Я не позволю, чтобы моя дочь…

Ритка не стала его слушать. Схватила с вешалки пальто, шапку и выбежала вон. Идти было некуда. Присела на подоконник у лестничного окна. Она не могла бы сказать, что оскорбило больше: слова отца или то, что мать рассказала ему о позднем возвращении Ритки в тот вечер, когда она познакомилась у Томки с Андреем и Валеркой?

Зачем мать это сделала? Могла бы и не говорить. Так-то она жалеет Ритку!.. И вообще, все равно мать за отца. Хоть он и пьет и все такое… Плачется, жалуется на него, а стоит отцу не явиться домой вовремя, уже бежит разыскивать его, боится, как бы его не избили «дружки», не упал бы под забором, не замерз… Ну, как же, муж! Говорят, женщине страшно остаться одной. Наверное, так и есть. Иначе мать давно бы выгнала отца. Какой от него прок? Слезы одни. Без него им жилось бы гораздо спокойнее.

Ритка не сказала о своих мыслях, вздохнула только.

Катя подумала, что так вздыхают взрослые, умудренные жизнью женщины. А Ритка добавила, поднимаясь:

— Ну, я пойду. Ушел он, по-моему. Уроки же готовить надо. Да и мать, наверное, Димку привела.

— Ты заходи, — попросила Катя. — И когда родители дома, — тоже. Они любят, когда ко мне приходят.

Проводила Ритку до выхода и вернулась к себе, включила настольную лампу, достала из портфеля учебники. Не сразу собралась с мыслями, все еще под впечатлением разговора с Риткой. Задумалась о себе, о своих родителях.

…Как отец и сказал, мать сразу с работы ушла в Дом культуры. Вернулась поздно, уже на исходе одиннадцатого часа. Катя уже легла и погасила свет. Сняв шубу, мать осторожно, стараясь не шуметь, как всегда, прошла к ней, нашла на подушке губами Катин лоб. От нее пахнуло морозной свежестью и «Серебристым ландышем». Она хотела было уже повернуться и уйти, думая, что дочь спит, Катя придержала ее за плечи, усадила рядом.

— Я не помылась еще, — напомнила мать. — Да и поздно уже. Не выспишься.

Поздно, — согласилась Катя. — И ты всегда будешь теперь так поздно приходить?.. А ведь у тебя растет дочь. Которая нуждается в воспитании. Ты же совершенно забросила ее..

Наверное, потому, что в словах дочери было много правды, или потому, что слышать такое от девчонки было неприятно, Ирина Петровна не приняла шутки.

— Это тебя отец научил?

Дверь в комнату осталась полуоткрытой, и в нее падал свет из прихожей. В этом полусвете мать показалась Кате совсем юной и красивее, чем всегда. Наверное, она еще нравится мужчинам? — спросила себя Катя, впервые подумав так о матери. Вспомнила отца, его усталые глаза, и стало обидно за него.

— Отец?.. Ты же знаешь его. Он такому учить не будет. Но ему тоже без тебя скучно.

Ирина Петровна разгладила юбку у себя на коленях, пытаясь скрыть досаду, прорвавшуюся в голосе:

— Я знаю, вам хотелось бы запереть меня в четырех стенах. Тогда вы будете довольны. А я… а мне… — Ирина Петровна поднялась рывком, закончила жестко:

— Одним словом, тебе пора спать. А на репетиции я ходила и ходить буду. Так можешь и передать отцу.

Она вышла из комнаты и плотно притворила за собой дверь. В комнате стало сначала совсем темно, потом в этой темноте проступил квадрат окна. Катя села в постели.