Отчаянная маленькая нота, которую в тот же миг поглотили оглушительные удары. Аплодирующие люди вышли на большую сцену, и по всей территории прогремел голос:
– Добро пожаловать на «Зажигай»! – Люди захлопали, закричали и завизжали, а в центре площади взметнулись столбы огня. – Вы на самом большом и, черт возьми, самом горячем фестивале во всей Америке. Где ваши руки? Я хочу видеть ваши руки!
Вопли ликующей толпы накатывали подобно гигантской волне, разбивающейся о край сцены и с гулким эхом отбрасываемой назад.
И пусть я понятия не имела, какой сейчас играет диджей, но в тот момент осознала, что никогда раньше не слышала по-настоящему громкой музыки. Быстрый наэлектризованный бас заставлял все внутри меня вибрировать, а чрезвычайно высокие искаженные звуки проникали в мой мозг, словно острые иглы. Казалось, будто мою голову полностью парализовало, желудок сжался, на глаза навернулись слезы.
– Малышка совсем не в порядке, – прокричал Джордж Кельвину в ухо.
– Что нам делать? – поинтересовался Кельвин так же громко. – Вернуться к машине?
– Что вперед, что назад – без разницы. За кулисами, по крайней мере, есть звуконепроницаемые комнаты. Надо доставить ее туда.
Судя по всему, мужчины договорились, потому что руки Джорджа внезапно крепко обвились вокруг моего тела и подняли меня, словно беспомощного щенка. Я обессиленно уткнулась незащищенным ухом в грудь телохранителя, смутно осознавая, что мелко дрожу. Мне было больно. Музыка стремительно набирала обороты, а следом за ней и мой страх. Люди вокруг кричали так, будто вот-вот наступит конец света, и каждый звук, словно нож, врезался в мои слуховые проходы. Я отчаянно пыталась дышать, заставить кислород проникать в легкие, которые тоже были готовы меня подвести. И что тогда меня ждет?
«У тебя паническая атака, трусиха», – проворчал внутренний голос.
Мир превратился в череду отдельных кадров. Я видела, как Джордж грубо расталкивает людей в стороны. Видела качающуюся шевелюру Кельвина. Видела, как в наступающих сумерках горизонт рассекают мерцающие огни: красный, зеленый, синий, красный, зеленый, синий… Эти моменты доходили до моего сознания, напоминая короткие беспокойные вдохи. В том же ритме, что и музыка, громкость которой только нарастала. Джордж двигался прямо к ней, вместо того, чтобы уводить меня прочь. Я отчаянно прижималась к нему, так, что даже костяшки на пальцах побелели.
– Все хорошо, мисс Прайс, мы почти на месте, – пробормотал телохранитель, и под щекой я ощутила вибрацию его грудной клетки.
В ответ я лишь кивнула. Музыка между тем играла так оглушительно, что я чувствовала себя парализованной. Просто отвратительная мелодия. Она стучала в моей голове совершенно без связи, нюансов или гармонии. Казалось, еще минута, и у меня из ушей потечет кровь.
Джордж неожиданно развернулся, и я уловила, как дернулось его тело. Оставив толпу позади, мы зашагали по краю сцены. Ревели динамики. Особенно высокий звук буквально пронзил мой слуховой проход, и я услышала собственный крик боли. А после наступила тишина. Вокруг распространилась тьма, и теперь я вообще ничего не слышала. Ни единого звука. Что произошло? Внезапная потеря слуха? Пожалуйста, только не это. Горло сжалось, я резко хватала ртом воздух. Потом снова стало светло, мы двигались по коридору, в котором бегали люди с наушниками. Миновали несколько ступенек вверх и попали в просторный холл.
Прикосновение к плечу вывело меня из ступора. Светлые волосы и сверкающие карие глаза. Знакомые шевелящиеся губы. Ксандер! Я моргнула. Он говорит со мной? Я в замешательстве покачала головой. Он взглянул на Джорджа, который, вероятно, что-то говорил, поскольку выражение лица брата сменилось с обеспокоенного на встревоженное. Снова поворот, металлические ящики. Ксандер открыл дверь, и мы вошли в другую комнату. В углу стоял черный кожаный диван, и Джордж осторожно опустил меня на него. В следующее мгновение Кельвин положил мне под шею пакет со льдом. За ним последовала бутылка воды, которую Ксандер сунул мне под нос. В ушах начало трещать, и я вздрогнула от боли. Голова медленно наполнилась нарастающим жужжанием, и я дрожащими пальцами взяла полупустую бутылку и выпила ее в три больших глотка.
– Очень хорошо. Щеки снова порозовели. Как ты, Саммер?
Слова проникали мне в уши, словно через вату. Но все-таки проникали.
Я облегченно вздохнула и попыталась сориентироваться. Мы находились в небольшом помещении, едва ли двадцать квадратных метров. Рядом с диваном стоял холодильник, а на стене слева от него висело зеркало с подсветкой. Должно быть, это гримерка Ксандера.
– Саммер, ты меня слышишь? – Брат сидел на корточках передо мной и озабоченно хмурился.
– Немного, – хрипло произнесла я и сделала еще глоток воды.
Холод на шее успокоил мои чрезмерно раздраженные нервы, а дыхание наконец замедлилось. Теперь я ощущала соленый вкус крови во рту, потому что в панике прикусила язык.