Ритм-секция

– Странно, – говорю с печальной улыбкой, – я всегда сопротивлялась таким моментам, как этот. По крайней мере, мысленно. Потому что в жизни их просто не было. Я их не допускала. Никого не подпускала близко к себе. Потому что так проще и безопаснее. Ни моих родителей, ни братьев, ни сестру. Мне было страшно впустить к себе в душу кого бы то ни было. Я воспринимала это как посягательство на мой внутренний мир. Но теперь все по-другому.

Фрэнк озадаченно смотрит на меня. Наверное, потому, что не привык слышать от меня такие признания.

– Что-то не так? – спрашиваю я его, когда молчание начинает затягиваться.

– Мне казалось, ты единственный ребенок в семье.

– Что?

– Ты говорила мне, что ты единственный ребенок в семье. А теперь упомянула братьев и сестру…

Я чувствую, что краснею. С моих губ готовы сорваться слова опровержения, но я вовремя ставлю им заслон. Я не могу лгать Фрэнку. Тем более сейчас. Не в момент, когда мы исповедуемся друг другу. Я уже и так налгала выше крыши, и мне не хочется испоганить ложью чувства, в которых я признаюсь ему. И все же я не могу сказать ему всей правды. Похоже, Фрэнк прочел что-то на моем лице. И мы оба знаем: настал поворотный момент.

Я делаю глубокий вдох.

– У меня были два брата и одна сестра. Теперь у меня только один брат, но мы не общаемся. Моих родителей тоже нет в живых.

Мои слова доходят до него не сразу.

– Почему ты раньше этого не говорила?

– Потому что не могла. И сейчас не могу. Вернее, не должна.

– Почему нет?

– Потому что это опасно для нас обоих.

Он с прищуром смотрит на меня.

– Чем ты занимаешься, Марина?

Я прикусила губу и тяну время.

– Когда ты говорил мне то, что сказал, ты ведь не шутил?

– Нет, конечно.

– Вот и я тоже не шутила. Что бы ни случилось, помни о том.

– А что должно случиться? – спрашивает Фрэнк.

– Пока не знаю.

– Послушай, я…

Я прикладываю палец к его губам, не давая ему договорить.

– Лучше не спрашивай. Не вынуждай меня лгать. Только не сейчас.

Похоже, он не знает, что сказать в ответ, и вместо этого смотрит в сторону.

– Я хочу быть с тобой, – говорю я ему. – Вот почему я должна быть честной. Если хочешь быть со мной, ты не должен мешать мне быть честной.

Он не отвечает на мои слова, но я и не жду.

И тогда я задаю последний вопрос:

– Если б нам потребовалось исчезнуть, скажи, ты мог бы с этим жить?

* * *

Саксофонист у подножия эскалатора на станции «Пиккадилли-серкус» играет вещь Глена Миллера «В хорошем настроении». Пассажиры бросают монетки на грязное одеяло, которое он расстелил у своих ног. Акустика станции восполняет убогость исполнения.