Ритм войны. Том 1

Шквал, как больно! Панцирь был не для красоты. И все-таки маневр на миг вывел противника из равновесия, так что Каладин смог, контролируя схватку, развернуть врага и ударить его рукой об угол смотрового стола. Панцирь на кисти певца раскололся с оглушительным треском.

Царственный зашипел от боли и выронил топор. Но затем он резко развернулся и ударил Каладина боком в грудь, прижав его к столику с инструментами. Отец Каладина кричал; певец-боеформа остался у противоположной стены, не пытаясь помочь своему. Он, похоже, не горел желанием нападать на Сияющего.

Без буресвета Каладин не смог бы противостоять постоянным энергетическим разрядам от прикосновения буреформы. Тем не менее он сумел продержаться, не позволяя врагу слишком сильно себя теснить, пока Царственный не попытался нанести еще один удар. В последний момент Каладин зацепил ногой ступню противника, и они оба рухнули на пол.

Он приземлился, крякнув, и попытался перекатиться в позицию, позволяющую задушить противника. Если бой закончится без кровопролития, возможно, отец простит его.

К сожалению, Каладин мало занимался борьбой. Он знал достаточно, чтобы не стать легкой жертвой, но Царственный оказался сильнее, и панцирь продолжал вонзаться в неожиданные места, мешая захватам. Пользуясь своим превосходящим весом и силой, Царственный с ворчанием развернул Каладина, затем, прижимая Каладина к полу всей своей тяжестью, начал бить его по лицу кулаком с уцелевшим панцирем.

Каладин глубоко вдохнул буресвет, осушая сферы на столике. Потом поднял кулак и ударил по тыльной стороне ладони певца, поврежденной ранее. Его враг вздрогнул, и Каладин смог освободиться, сбросив Царственного, – хотя от этого в тесноте смотровой оба врезались в мебель.

Каладин поспешно вскочил, чтобы атаковать врага сверху, но Царственный начал светиться красным. Волосы на руках Каладина встали дыбом, и у него была доля секунды, чтобы метнуться в сторону, а потом вспышка света и оглушительный треск заполнили помещение.

Он упал на пол, ослепленный и оглушенный, ощущая острый запах, нахлынувший вслед за ударом молнии. Странный и особенный, этот запах ассоциировался с дождем. Каладин не думал, что в него попали – буреформы с трудом направляли свои разряды, – но потребовалось мгновение, чтобы буресвет Каладина исцелил его уши и восстановил зрение.

Над ним стояла тень, замахиваясь топором. Каладин увернулся в последний миг. Топор звякнул о каменный пол.

«Прости, отец», – подумал Каладин, потянувшись за скальпелем в сапоге. Когда топор снова опустился, Каладин позволил ему задеть левое плечо, молясь, чтобы буресвета хватило. И вонзил скальпель в колено Царственного, прямо между пластинами панциря.

Царственный закричал и споткнулся. Плечо Каладина болело как проклятое, но он преодолел боль и вскочил на ноги. Его буресвет погас, когда он бросился на своего врага, снова опрокидывая, но на этот раз Каладин проявил больше осторожности и упал сверху на Царственного. Пользуясь инерцией падения, он вонзил скальпель в шею существа, прямо над панцирным воротником.

Хирургический нож не предназначался для боя, но был отменно заточен. Каладин повернул его и быстро перерезал сонную артерию, а затем вскочил.

Он попятился и споткнулся о столик, весь в поту, тяжело дыша, его слух еще не полностью восстановился после молнии. Царственный брыкался на полу, и оранжевая кровь… Каладин отвернулся. Некоторые зрелища вызывали тошноту даже у лекаря.

«Даже у солдата, – поправил он. – Ты не лекарь».

Он посмотрел через комнату на певца, который скорчился у дальней стены. Тот ошеломленно таращился на происходящее, не пытаясь вмешаться.

– Ты ведь не часто дрался, правда? – хрипло спросил Каладин.

Певец дернулся, выпучив глаза. Он был в боеформе, поэтому выглядел устрашающе, но выражение его лица говорило о другом. Это существо желало быть где угодно, только не здесь, и жестокость боя приводила его в ужас.

Шквал… Он не учел, что певцы тоже могут испытывать боевой шок.

– Ступай, – сказал Каладин и поморщился, когда нога умирающего, дернувшись в отчаянной конвульсии, стукнулась о стену.

Смерть от потери крови всегда происходила быстро с точки зрения товарищей обреченного – и вместе с тем медленно с точки зрения убийцы.

Певец уставился на него, и Каладин понял, что мален тоже мог быть оглушен молнией. Каладин ткнул пальцем в сторону двери.

– Ступай, – повторил он, едва шевеля губами.

Певец поспешил прочь, оставляя влажные оранжевые следы – он наступил в лужу крови умирающего. Каладин с трудом добрался до другого столика, где еще светилось несколько сфер. Он опустошил их и залечил остальные раны. Надо было иметь при себе еще один кошель. Такое рано или поздно должно было случиться.

Он выглянул в коридор и обнаружил отца на полу – там, куда его толкнул. Лирин сидел, озаренный утренним светом из дальнего окна.

– Ты в порядке? – спросил Каладин. – Молнией не зацепило?

Лирин встал, глядя мимо Каладина. В комнату, прямо на умирающего Царственного. Поблизости заплакал Ороден. Лирин, превозмогая шок, заковылял в комнату, чтобы попытаться помочь Царственному.