Солиптическая доктрина освобождает мышление для самого решительного шага в истории науки Нового времени, шага, который провидел Эйнштейн. А именно, солиптическая доктрина перечеркивает, делает НЕОБЯЗАТЕЛЬНЫМИ, а следовательно, и неверными начала термодинамики. Солиптическая доктрина раскрывает, разведывает термодинамическое знание как институциональное (в смысле языка науки) ограничение научного рассудка. Термодинамическое знание было не знанием о мире, но способом организации научного рассудка, языка науки, еще не готового к восприятию истины мира. Так, в философии индуизма существовал запрет на видение божественной сущности, ибо смотрящий на нее «автоматически» лишается разума. Таким образом, на новом уровне восстанавливается глубочайшая идея Аристотеля о «перводвигателе», отменяется термодинамический запрет на осмысление и главное — осуществление этой идеи. Термодинамический запрет оказывается методологическим условием возможности языка современной науки, и он же накладывает те пределы ее развития, к которым подошли Эйнштейн, Бор, Гейзенберг. В науке слишком многое оказывается «всего лишь» фактичностью языка науки, но не предметностью, противостоящей науке. И тут открывается самый важный взгляд — раскрывается собственная предметность, бытие, которое является объектом, критериальным порогом научного знания как такового. Ведь, невозможно возродить идею перводвигателя ради нее самой, не совместив ее с современной научной картиной мира, пусть и радикально преобразуя эту картину. Предметность, истинное бытие, противостоящее самому основанию науки и осваиваемое посредством языка науки, истинная материя для науки — это числовой ряд. Число раскрывается как физический первопредмет мира, существующий особым образом, образом времени. «Атом», «электрон», «частицы» оказываются лишь терминологией (терминографией) числа. Таким образом, все науки переосмысливаются в меганауку, и отдельные научные идентификации (принципы) не принимаются за окончательные именно в силу нерасчлененности, слитности в них (в виде некоторого слепого пятна) языка науки и предметности науки (бытия, противостоящего науке). Риторическая теория числа, числа-истины «вещи в себе» является существом меганауки.
Вот и судите какая она — риторическая теория числа — гуманитарная теория или естественнонаучная?
Само время раскрывает свою сущность в качестве перводигателя, отменяющего фактом своего физического явления (в качестве числа) начала термодинамики. Число и является той формой разрешения противоречия «волны» и «частицы», для которой это противоречие не имеет решительно никакого смысла, будучи противоречием ветхого языка науки. Здесь сделан всего лишь микроскопический сдвиг научного сознания, связанный с изучением отглагольной связки «есть» применительно к языку науки, к научному суждению, и этот сдвиг меняет лицо мира. То, что есть одновременно и «волна», и «частица» действительно суть, и оно существует само по себе независимо от наших представлений о «волне» и «частице» как ограниченных представлений научного рассудка. И это нечто и есть число. Мир, таким образом, ни из чего не состоит, он просто существует как время. Физическое явление числа отменяет представление о составности мира. Потому свою работу «Хроника. Дефиниции Меганауки. Заметки на полях книги Гейзенберга “Физика и философия” я и назвал подзаголовком «Против атомизма». Риторическая теория числа определяет имя числа, имя вещи как цифру, задавая основание математики как языка науки. В работах «Механика времени», «Исчисление простых чисел. О сущности математического», «Мысль. Хроноцентрический мир» и происходит солиптическое преобразование научных оснований. Так и возникает искомая Эйнштейном идея Механики времени, в которой показана работа перводвигателя в пространстве числового ряда как в истинной материи мира — время показано как механизм самоорганизации числового ряда как мышление языка, когда формула времени осмысливается как Формула Единицы, а алгоритм, наконец, раскрывается как исчисление простых чисел, точек солиптической связности числа и цифры, мест, где имя и вещь совпадают. Солиптическая доктрина разделяет ученого и действительный мир, изучаемый наукой, рассекает бритвой Оккама ту пуповину, которая связывала сознание и физический мир в нерасчлененном слепом единстве фактичности языка науки. Важнейшим техническим следствием явлоказывается принципиально новая возможность техники, которая была ограничена несолиптическим научным рассудком. Закрывается тема энергии как несостоятельная в свете риторической теории числа, открывается тема времени как смысла, организующего числовой мир как действительный мир. Сам человек оказывается МАШИНОЙ ВРЕМЕНИ.
В.Н. Левин:
Уважаемый Сергей Евгеньевич!
Признателен Вашему отзыву.
В свою очередь, не могу скрыть восхищения дерзостью, широтой и высотой полета Вашей мысли.
Вы выражаете фантастический прорыв к глубинам новой парадигмы мышления, осуществленный мировой фундаментальной наукой за последнее столетие.