Риторика в тени пирамид

Но префект верит в лучшее. По его мнению, насилие лишь вредит казне, поскольку квалификация и старание «откупщиков поневоле» весьма сомнительны. Нужны добровольные опытные и старательные работники. «Прежде всего, — объявляет Александр, — я признал обоснованным ваше прошение, чтобы нежелающие не принуждались силой к откупу налогов или к аренде императорских поместий вопреки повсеместному обычаю провинций и что немало повредило делам привлечение к ним неопытных людей, которым силой передавались откупы. Поэтому я сам никого не принуждал и не буду принуждать к откупу или аренде, зная, что и императорским суждениям соответствует, чтобы делами усердно занимались те, кто хочет этого и в состоянии принять их на себя. Я уверен, в будущем никто не станет насильно привлекать откупщиков и арендаторов, а будет сдавать в аренду тем, кто захочет взяться по доброй воле, скорее соблюдая извечный обычай прежних префектов, чем подражая чьей-то минутной несправедливости» (стк. 10–15). Уверенность Александра оправдалась самым комическим образом. Принудительный откуп исчез, а принуждение умножилось. При императоре Траяне (98—117) откупщика, имевшего все же шанс обогатиться, сменил литург — человек, собиравший налоги только во имя государственных интересов, без всякого жалованья, без всякой надежды на корысть.

В римском Египте сложилась уникальная фикция, название которой — литургия (о птолемеевской литургии, носившей несколько иной характер, мы здесь говорить не будем). С одной стороны, литургия — род повинностей (сбор налогов, поддержание порядка и т. п.). С другой стороны, она абсолютно добровольна. Более того, власть не может доверить ее безнравственным индивидуумам. Префект Меттий Руф велит докладывать ему о всех литургах, не пригодных к своей должности по причине несоответствия имущества, слабости здоровья или чего-либо иного, «чтобы все были пригодны не только имуществом, но и возрастом и образом жизни, как и подобает тем, кому доверено имущество господина»^{34}.

С точки зрения апостола Павла, который заботился о другой литургии — христианской, — епископ должен быть непорочен как управляющий (эконом) бога. Именно таких людей следует допускать на епископскую и любую духовную должность^{35}. Нетрудно заметить совпадение не только требований, но и аргументов: непорочный человек призван быть управляющим, ему доверено имущество господина.

Птолемеи тоже предъявляли к своим чиновникам моральные требования. Но требовали они только честной службы. Частная жизнь чиновника («образ жизни») не волновала царя. К тому же требования Птолемеев были вполне законны: они платили чиновникам жалованье. Требования префектов — фикция чистейшей воды. Литургам жалованья не платили, к службе их принуждали, никакая нравственность, конечно, в расчет не принималась. Тем более забавны воспитующие усилия властей.

В то время как Римская империя в целом успешно бюрократизировалась, Египет не менее успешно избавлялся от бюрократии. На место многочисленных птолемеевских чиновников, получавших жалованье, встали литурги, служившие «добровольно» и «бескорыстно».

Чисто «эллинское», «гражданское» отношение к повинностям проникает даже в частные письма. Гермодор желает Теофану «исполняться радости за сыновей твоих Анисия и Афтония, чтобы здравствовали они и исполняли должное, заботясь как о личных делах, так и о литургиях»^{36}.

Вернемся к эдикту Тиберия Юлия Александра. Добровольность, усердие и прочие добродетели он ищет не только у литургов. Префект хочет, чтобы люди, не боясь притеснений, были спокойнее и усердно обрабатывали землю (стк. 55–59), чтобы «Египет… радостно служил процветанию и величайшему благоденствию нынешних времен» (стк. 4–5). Наконец, в указе упоминаются александрийцы, переселившиеся в сельскую местность по причине трудолюбия (стк. 32–34).

Ж. Шало отмечает уникальность термина «трудолюбие» в египетских надписях и папирусах^{37}. Это слово— пришелец из стоической и кинической философии, из популярной морали. Однако говорить об уникальности все же не стоит. Ниже мы увидим, что проповедь трудолюбия вовсе не была чужда письмам римского Египта. Ей посвятил немало строк Филон Александрийский— дядя Тиберия Юлия Александра. Филон сформулировал идею, витавшую в атмосфере его эпохи, — идею усердного труда. Этот труд виделся как антитеза «лености» рабов и «корыстолюбию» наемных работников. Его неотъемлемые черты — усердие и добровольность^{38}. Когда Тиберий Юлий Александр говорит о радостном и усердном служении Египта, о добровольности литургий, о трудолюбии сельских жителей, он во многом повторяет мысли своего дяди.