Ритуал

Вернувшись в коридор, он мельком заглянул в свою бывшую комнату. Потом посмотрел на маленькую дверь, ведущую к чердачной лестнице. Услышал чей-то голос. Нахмурился. Подошел к двери, но голос стал тише. Посмотрел на потолок. И тут он понял, что голос исходит не сверху, а с улицы. Кто-то пел.

Он вернулся в комнату Локи и Суртр и посмотрел сквозь грязное оконное стекло. В саду никого. Он остановился, снова прислушался. Голос звучал с другой стороны дома. Не сумев заставить себя войти в комнату, в которой его держали взаперти, Люк затаил дыхание и, словно в тумане, спустился по лестнице. Намокшие раны горели огнем.

В прихожей он поднял ружье, уперев его прикладом в плечо, и двинулся к входной двери. Дверь гостиной была все еще закрыта. Кухня, как он успел быстро проверить, пуста. Задняя дверь открыта.

Перешагнув через Локи, он вышел на улицу.

Рядом со вторым кострищем, у самого края выжженной травы он увидел старуху. Крошечная фигура, до самого горла затянутая в черное, стояла лицом к деревьям, не обращая внимание на тело Фенриса, неподвижно лежащее на лужайке. Для такого маленького человека она обладала удивительно притягательным голосом. Издаваемые ею звуки напоминали арабские завывания. Еще Люку вспомнились песнопения североамериканских индейцев. Она напевала что-то очень ритмичное на шведском языке, прихлопывая в такт маленькими ручками. Что-то простое и повторяющееся, как детский стишок. Одни и те же строки, снова и снова. Люк начал различать одно слово «Moder».

Она постоянно повторяла его, в конце каждого трехстишия. «Moder».

Мать.

– Нет, – в ужасе пробормотал он. – Пожалуйста, не надо.

Осознание пришло быстро, словно окатив ледяной водой из ведра. Он затряс головой, как усталая лошадь. Ни один человек не смог бы выдержать такое. А может, он в аду? Может, он умер в том лесу вместе со своими друзьями и теперь обречен наблюдать эту бесконечную хронику зверств?

Он обмотал брелок вокруг среднего пальца и прицелился.

– Мэм! Я сказал, нет!

Она пела как дитя, как маленькая девочка, вскидывая вверх крошечные ручки. Смотрела в небо и произносила старое имя.

Когда придет время, ты будешь петь с нами?

Пару раз у Люка возникало подозрение, что она его использует, но он гнал его прочь. Это казалось слишком невероятным и нелепым для такой маленькой причудливой женщины в домотканом платье, которая варит тушенку и громко топает по полу своими ножками. Но она использовала его. Чтобы убрать непрошеных гостей из своего дома. Чтобы они истекали кровью на лужайке. Они явились без приглашения, командовали и не уходили. Она была старой и нуждалась в помощи, чтобы избавить дом от грызунов. Проныре Фенрису она давно хотела свернуть шею. Это было видно по ее черным глазам. Поэтому она позволила Люку пожить еще немного, чтобы «Блад Френзи» думали, что они тут главные, а она работает на них, прислуживает. Но потом она дала жертве освободиться и выполнить для нее кое-какую работу. Он выжил в лесу и в этом доме, потому что должен был сделать кое-что для нее. Он был злым и жестоким. Из четырех человек, которые пришли сюда умереть, он не сильно отличался от накрашенной молодежи. Какое-то время он мог быть полезен. Он всегда чувствовал, что его судьба здесь предрешена. Что здесь у него есть цель. И это оказалось правдой.

Она играла с ним с первого дня. Его все равно должно было забрать то, что живет среди скал, деревьев, ручьев и доисторических троп. Теперь работа сделана, и маленькая девочка звала мать домой. Он по-прежнему был жертвой. Даже одет был подобающе. Это же она принесла ему платье и венок.

– Боже, нет.

Он навел дрожащий прицел между лопатками крошечной фигуры. И завис в нерешительности.

Этого не должно быть. Он подумал о Хатче, бледном, забрызганном грязью и висящем между еловых ветвей. Вспомнил руки Дома на своих плечах, незадолго до того, как тот тоже был выпотрошен, словно кролик. Подумал о бедном Филе, чье мертвое лицо осталось сухим из-за накинутого на голову капюшона, в отличие от промокшего под дождем, истерзанного тела. Вспомнил шуршание тощих бурых тел во тьме чердака, которого не должно существовать. Стиснул зубы, прикусив язык от ужаса. И нажал на спусковой крючок.

Старушка издала удивленный, похожий на выдох звук, будто кто-то толкнул ее в спину. Покачнулась, рухнула лицом вниз и больше не двигалась. Он прострелил ей сердце.

Мир вокруг затих. Лес затаил дыхание. Облака застыли в своем газообразном вихре. Птицы сомкнули клювы, звери склонили головы.

Люк подошел к ней и опустил глаза.

Подол пыльного платья задрался до самых колен. Голые тощие ноги были покрыты жесткими белыми волосами, под которыми просвечивала розоватая кожа. Коленные суставы были вывернуты в обратную сторону. Козлиные ножки заканчивались маленькими белыми копытцами. Ее крошечные, громко стучащие ножки.

66

Люк присел на корточки, положил ружье на голые колени и закрыл глаза. Он сидел в траве между Фенрисом и старухой.