Охваченный безумным животным желанием резать, кромсать, рубить и рычать, ни о чем не думая, он услышал, как Дом и Фил поочередно зовут его по имени. Голоса вернули его к реальности. Засомневавшись, он утратил движущую силу. Но потом снова вспыхнул от гнева и закричал так, будто был готов встретиться лицом к лицу с чем угодно:
– Давай! Выходи!
Он остановился и присел. Повернулся кругом мелкими шажками, вглядываясь в светлеющий лес так пристально, что лоб запульсировал от напряжения. Он хотел увидеть и сразу вступить в бой. Он заскрипел зубами.
– Давай! – Потом снова, подняв голову и выпятив вперед грудь: – Выходи!
Лес оставался безмолвным. Не слышно было даже пения птиц. Жизнь будто замерла.
Где-то справа от него треснула ветка, и этот звук отразился от каждого ствола, разносясь на многие километры вокруг.
Опустив голову, Люк двинулся на звук. Лишь потом он осознал, что со всех ног несется к месту, откуда раздался треск. Он ни о чем не думал, ослепленный красным пенящимся вихрем, бушевавшим в голове. Перепрыгнув через скользкое бревно, с шумом ринулся в заросли папоротника.
– Где ты, сука?
Он ничего не видел. Вдалеке усилились панические крики Дома и Фила. Они умоляли его взять себя в руки.
– Давай. Выходи и возьми меня, – сказал он, понизив голос. Каждое его слово звучало тверже предыдущего. Он обращался к темным деревьям и мокрой траве, к валежнику и глубокой каше из сгнивших листьев, к лишайнику и колючим кустам, к сырому воздуху и дальнему туману, висящему над зеленоватыми камнями. Ко всему, что скрывало это жуткое, противоестественное существо. Потому что только сейчас он мог посмотреть в лицо тому, что сотворило подобное с их другом. Сейчас или никогда. Потому что это было то место, куда он пообещал себе вернуться. Он должен спасти хоть какую-то толику себя и, если потребуется, умереть здесь. Охотнику он не достанется легко. Не сдастся быстро и без шума. В этом он поклялся древнейшему лесу Европы.
Простояв не шелохнувшись какое-то время, Люк осторожно двинулся назад, к остальным.
– Что ты видел, Дом? Что ты видел? – задыхаясь, спросил Люк. Все его тело дрожало от покидавшего мышцы адреналина.
Дом и Фил с опаской уставились на него, как на безумца. У них были такие же шокированные лица, как у пассажиров метро после той драки на платформе. Те тоже смотрели на него из дверей и окон вагонов, как на маньяка, когда он избил незнакомца. Дом и Фил совсем его не знали. Как мало мы знаем о других, не говоря уже о себе. Мысли Люка приобрели такую ясность, которая бывала у него не больше десяти раз за всю жизнь.
– Что ворвалось к вам в палатку, Дом?
Дом покачал головой.
– Я ни хрена не знаю. Было темно.
– Думай. Оно было большое? Как медведь? Четвероногое, как собака?
У Дома от растерянности перехватило дыхание. Глаза вылезли из орбит.
– Большое. Вонючее. Как какое-то мокрое животное, только хуже.
– Оно издавало звуки?
– Я не… – Он сморщил лицо и закрыл уши руками. – Как собака, у которой что-то во рту. О боже. Не заставляй меня… Это он был у него во рту.
Люк кивнул, выпрямив спину. Посмотрел через плечо. Его грудь вздымалась и опускалась, вздымалась и опускалась.
– Медведь. Это большой медведь, – сказал Фил. Его лицо подергивалось, красные глаза наполнились слезами. – Большая кошка. Они сбегают. Из частных зоопарков. Э… Э… Волк.
– Нам нужно знать. Нужно знать об этом как можно больше. – Люк посмотрел на Дома, а потом на Фила, понизив голос до шепота. – Оно шло за нами весь день и сделало так, чтобы мы увидели Хатча. Устроило это. Животные… так не делают.
– Как? – дрожащим голосом спросил Фил, пораженный невероятностью происходящего.
– Оно охотилось на нас три дня. Возможно, с того момента, как мы вошли в лес. В первый день мы должны были найти то животное на дереве. – Люк закурил. Его движения стали медленными, неестественно спокойными и размеренными. – И дом. Чучело на чердаке. Проклятая церковь. То, что ты видел на кладбище. Все это каким-то образом связано.
Дом и Фил стояли близко друг к другу, не сводя глаз с леса, простиравшегося в бесконечность.
– Да ладно, – сказал Дом неуверенным голосом. – Это какое-то животное. Гребаный волк или что-то еще. Не начинай это безумное дерьмо. Не то место и не то время.
– Как может волк, медведь или росомаха так закинуть тело на дерево? А? Подумай, мужик.
По лицу Дома было видно, что это не укладывается у него в голове. То, с чем они имели дело, не просто выходило за рамки воображения. Такого просто не должно было случиться. Он выглядел больным, бледным, изможденным и брел, приволакивая нерабочую, согнутую в колене ногу. «Нужно поднять ее и выпрямить», – пришла в голову Люку неудачная, глупая и жестокая мысль.
– Это человек. Какой-нибудь маньяк, – предположил Дом.