Ритуал

– Она Гордюкова любит, – нехотя ответил за нее Юдин.

– Замолчи! Не произноси имя этого демона, не оскорбляй святое место.

«Ого, куда меня зачислили! – возмутился я мысленно. – Что же я учинил такого лихого, что демоном нарекли?»

Почуяв, что конфликт близится к точке наивысшей эскалации, я, справедливо полагая, что увлеченные эмоциями и важностью момента предки утратили отчасти бдительность, крадучись, словно лесной Пан, стал перемещаться поближе. «Итак, что мы имеем? – размышлял я. – Таня, именуемая Энигмой, отказывается участвовать в безобразии, а Саня, воспользовавшись ее несговорчивостью, умывает руки. Не соблаговолит ли он поэтому помочь мне разделаться с охальными обидчиками? Если совесть в первом классе за пирожок не променял, наверное, должен. Исходя из этого, и будем действовать».

Алтарь представлял собой исполинский, гладкий, лучащийся изнутри самоцвет каплевидной формы. С одного бока над ним склонилось несколько древних ив. Засады вроде быть не должно. Силуэты беседующих белели в отдалении с другой стороны, и я, улучив момент, спрятался в тени густых древесных крон. Отсюда было лучше слышно. Памятуя, что любой звук может все испортить, я скинул мокрые мокасины и, выжидая, устроился в готовом к бою положении. Если в кустах не засело подкрепление, пращуров всего трое. А если Всевышний с нами, то нас даже больше.

– Скоро взойдет Сурья, – донесся стариковский, но твердый голос.

– Жаль будет, если юные глупцы испортят то, чего мы ждали так долго. Кто знает, когда в следующий раз будет знамение богов. Печалится моя душа. Утешаюсь лишь, что демонам тоже не удастся достичь своего, – промолвил второй предок.

– Даст ли нам Земля более достойных детей, когда придет то время?

– Если кто-нибудь еще останется там, – вмешался третий после паузы. – Мощь демонов растет. Я… боюсь…

Все умолкли. Таня с привздохом всхлипнула. Я сам едва не прослезился: слишком уж много боли было в словах дедов. Похоже, они сами верили в то, что говорят. Я почувствовал, что в который раз задаю себе вопрос: а не дурак ли я? Кто тут прав, кто виноват – не разберешь. И есть ли тут вообще кто-то, кто однозначно прав?

– Я согласна, – раздался тихий, но решительный голос Тани.

Амулет запульсировал. Сердце у меня екнуло и забилось еще чаще, чем прежде. Я не спорю, так давить на чувства – любой может сломаться. Но как же я? Примирить глобальное и личное я не умел. А она, выходит, смогла? Но ведь предки – мерзавцы. Или нет? Боже, что же делать?

– Ну, раз такое дело, я сейчас вернусь, – послышался голос Юдина. Чувствовалось, что он сильно утомлен долгими уговорами и вообще всем, что на него навалилось.

– Вот и славно, дети мои, – сказал предок. – Мы не станем вам мешать.

Послышались шаги. Я напрягся, приготовившись укокошить первого, кто сунется ко мне, но это был Саня. Как выяснилось, ему нужно было справить нужду. Ну что, дружище, все у тебя будет в порядке с потенцией? Или чужую девчонку под присмотром старичков иметь слабо? Я глядел, как он мочится на алтарь, и мучительно размышлял, как мне поступить. Сейчас они начнут, а я буду все это слышать! Все мои члены отнялись, и я с ужасом понял, что не способен уже ни на какие действия. К стыду своему, предполагал, что мог бы просидеть в этом убежище так и не решившись ничего предпринять. Если бы.

Если бы Саня меня не заметил.

Неоднократно проверял: прямой взгляд действительно выдает наблюдателя. Он может даже разбудить спящего. Делается как-то неспокойно, неуютно, появляется необоснованная тревога, оборачиваешься и видишь – кто-то рассматривает тебя в упор. То же самое, наверное, почувствовал и Юдин. Медленно, точно боясь убедиться в самом ужасном, он повернулся в мою сторону и встретился взглядом с моими глазами.

На его белках, казавшихся ослепительными, играли блики теней. Он затравленно огляделся, закусил губу, молитвенно поднял голову вверх. Потом снова поглядел на меня, как-то просительно и виновато. Казалось, он забыл, зачем сюда пришел. Так мы и стояли: Саня, освещенный самоцветом, и я, вжавшись в ствол. Чего только не передумали за эту минуту. Вспомнили эпизоды, прожитые вместе, все разделенные горести и радости. В каждом происходила нелегкая борьба, и малейшее движение чувств находило отражение на лицах.

А потом он ушел. Я почувствовал, что он на что-то решился, но на что? Как он поступит? Секунды текли, а я молился странной молитвой, составленной из обрывков ругательств и безадресных просьб, сдобренных богохульным хныканьем и парадоксальной надеждой неизвестно на какое чудо. Иллюзию безвременья разрушил торжественный голос одного из предков:

– Во имя рода яритов, во имя всех богов, во имя жизни и смерти, да проснется в эту ночь Сердце бога! Да будет благословен Гандхарва и невеста его! Месламптаэа Ирий Яррита! Начинайте, дети мои.

Слышно было, что кто-то подошел к алтарю. Саня, как я понял, помогал Татьяне взобраться на «брачное ложе».