– В-третьих. Иногда я рычу на тебя только потому, что мне кажется, будто я для тебя – пустое место, через которое ты переступишь и пойдешь дальше даже не оглянувшись.
Таня обвила мою шею своими воздушными руками и прошептала на ухо:
– Я больше не буду.
«Еще бы, – подумал я. – На выпендреж у тебя просто не осталось времени. Ни у кого из нас не осталось».
– А знаешь, что мне докучает в тебе? – спросила Таня.
– Говори.
Но узнать всю свою подлую подноготную в тот момент не вышло. Наше внимание привлекли песнопения существа, которого Господь обидел слухом, голосом и, видимо, умом. Это вопил Саня, вкладывая в голос всю недюжинную молодецкую мощь и смертную печаль:
– Ах, зачем я на свет появи-и-лся! Эх, зачем меня мать р-родила! – ревел Юдин.
– Сашке плохо, – озабоченно сказала Таня и, поднявшись, выдернула из-под меня свою одежду. – Пойдем, а то он там совсем один.
Мне не оставалось ничего другого, как подчиниться. Пришлось одеваться и снова цеплять своего спутника, который решил, очевидно, со мной не разговаривать.
Мы застали Юдина восседающим на алтаре. Он болтал свешенными ногами и часто отхлебывал из жреческого бурдючка какое-то пойло. Но сильно пьян не был. В глазах его светилась тоска абсолютно трезвого человека, мучимого раздумьями об извечной трагичности человеческого бытия. И как я ни был на него зол, почувствовал к Сане невольное уважение: видно было, что он страдает совершенно искренне, как человек, который держал в руках полмира, но упустил удачу и остался без малейшей надежды на лучшее. Что бы там Саня от нас ни скрывал, чем бы ни был вызван его душевный гнет, горевал он вполне серьезно.
– А вот и новобрачные, – сказал Юдин тоном, в котором было больше констатации, чем иронии. – Как говорится, кто-то рождается, кто-то умирает, а жизнь продолжается.
Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, что Саня имеет в виду. Мы бросились к тлеющим угольям костра, у которого покоилось тело престарелого Ибаза.
– И зачем так спешить-то? – вздохнул Саня нам вдогон.
Действительно, спешить было уже не к кому. Предок умер, скорее всего, от потери крови и физической дряхлости. Странная нелепая смерть. Человек ожидал этой ночи большую часть своей долгой и пустой жизни, однако его надеждам так и не суждено было сбыться. Но на губах его застыла умиротворенная усмешка. Он выполнил обещание: умер спокойно, и причина этого лежала почему-то в талисмане, который он узрел у меня на шее. Видимо, он надеялся, что его предсмертное заклинание подействует. Я прикрыл ему веки и отвернулся. Господи ты боже мой, из-за меня убили человека, а я веду себя так, как будто. Будто что? До чего же я запутался в своих чувствах! Нельзя даже утверждать, что в своих. Мне стало казаться, что тот Некто, который сегодня беседовал со мной в облике профессора, был прав: я – это не одна личность, а что-то полиморфное, множественное, неуловимое и неопределимое. Сразу вспомнился отрывок из Евангелия об одержимом бесами, которые впоследствии утопли в каком-то водоеме, поселившись в телах свиней. Аналогия меня напугала. Нет, я нормальный, просто попал в ненормальные условия, в которых из меня лезет все, что раньше скрывалось под спудом. Но деда мои самокопания не вернут. Впрочем, скоро мы его догоним, если, конечно, нам не удастся как-то выкрутиться.
– Вселенная убивает все, что порождает. – Саня сделал большой глоток. – Ради вас я лишил жизни человека. Бедный мужик дважды через смерть прошел. И во имя чего, спрашивается? Чем ваши жалкие человеческие страстишки важнее его жизни? Какая человечеству польза от вашей любви? Вы хоть знаете, что если бы мне удалось выполнить свой долг, мы вернулись бы на Землю, как спасители? Мы бы смогли восстановить связь миров и вернули бы обряд испытания. Представляете, тот, кто справляется, живет здесь сколько влезет. Вторая жизнь в нетронутом цивилизацией мире! И все сорвалось. Черт возьми, лучше бы я ничего этого не знал, чем теперь мучаюсь от бессилия.
– Где-то эту обувь я уже видела, – протянула Татьяна, глядя на Юдина.
– Да ну? – сощурился он.
– Точно такие же были на покойном. А теперь их нет.
– Это они самые и есть. Они ж ему больше не нужны.
– У тебя замашки мародера!
– Не судите, да не судимы будете. Пусть мертвые хоронят своих мертвецов, – процитировал Юдин. – А живые должны чувствовать себя комфортно. Пока живые, – поправился он.
Тут сквозь гормональный шторм, учиненный в организме выходками Татьяны, пробился мощный алармовый сигнал. Рассвет! Серьезность угрозы до поры до времени не осознавалась в полной мере и вдруг всей мощью вломилась в нервную систему, сбивая сердечный ритм, переворачивая внутренности и вытесняя все мелкие мысли. Похоже, подобный шок испытала и Таня, так как, сжавшись в комочек, прильнула ко мне, заглядывая в глаза. А что я мог ей ответить?