Ritual

Хатч зевнул с полузакрытыми глазами. - Какое-то животное. Мы не эксперты по диким зверям. Нечто подобное делают медведи. Что-то вроде заначки. Я лучше буду спать. Мы сможем травить байки вдоволь, когда окажемся завтра в туристском домике на берегу реки.

Люк кивнул. - Точно. Спокойной ночи.

12

Прутья, пронзающие щеки, пытающиеся добраться до глаз, протыкающие горло. Прутья. Ощетинившиеся фаланги, торчащие из ветвей и пробивающиеся из-под земли. Прутья повсюду.

Ты бросаешься всем весом вперед, во тьму. Опустив голову, чтобы защитить лицо. Выставив перед собой руки, пытаешься схватить пучки острых прутьев и отбросить их в стороны. Но они как шипы проникают под рукава, под воротник, в носки. Заставляют тебя буксовать, но ноги не находят точку опоры. Потому что ты не чувствуешь под собой землю, темную глину, из которой растут прутья. Твои ноги погружаются в хрустящий папоротник, острые колючие шипы и ломкий валежник. Ты по колено проваливаешься в маленькие расщелины, из которых не можешь вытащить усталые ноги.

И висишь там. Глотаешь ртом воздух, как утопающий. Голова кружится от истощения. Обессиленный, как умирающий, ты висишь между переплетений ветвей и прутьев. И ждешь. Ждешь его.

Оно пробирается через кромешную тьму, начинающуюся уже в футе от твоих глаз, с легкостью преодолевая непролазные заросли. Холодный пот, стекающий по спине, вызывает у тебя дрожь.

Быстро? Все кончится быстро?

Ты еще не видел его, но тьма уже рисует тебе образы, составляя их из фрагментов существа, которого ты видел в другом месте, в другое время. Возможно, тебя пронзят его рога. Колющий удар в плотное мясо туловища, а потом яростная встряска. Затем тобой займутся зубы. Острые желтые зубы. Старые, цвета слоновой кости зубы щелкнут со звуком ломающейся ветки. Длинные зубы, готовые рвать, влажно поблескивающие из черных собачьих десен.

Поэтому держи глаза закрытыми. Ты не захочешь видеть эту пасть так близко. Перед укусом, перед тем как тобой займутся его рога, его пятнистые губы растянутся в радостном возбуждении. Просто знай это.

Ты слышишь, как оно идет. Бычий рев сменяется громким сопением, исходящим из влажных ноздрей. Собачий рык. Ты представляешь себе раскрывающиеся челюсти, и на смену рыку приходит дьявольский лай, кружащий вокруг тебя часами. Этому одинокому охотнику, сводимому с ума солеными минералами твоего страха, висящими в холодном воздухе, не терпится окунуть свою черную морду в твою кровь. Ты чувствуешь, как напряжено перед последним броском его тело.

И ты кричишь. Во тьму, которая над тобой, сзади, спереди и снизу. Кричишь, пока в горле не начинает першить. Кричать бесполезно, потому что никто тебя не слышит.

Воздух вокруг замирает, или даже исчезает в вакууме ожидания. В твоем представлении, за закрытыми глазами, его бока и бедра наливаются силой, становятся крепкими как корабельные канаты. Длинная шея вытягивается вперед, сквозь тьму, сквозь твой разум. Появляются два пятнистых костяных копья. Черные рога. Запятнанные кровью предыдущей жертвы.

Поток зловонного горячего воздуха, по-звериному пахнущего испорченным мясом, накатывает на тебе сзади. Запах исходит от фигуры, высокой и могучей, чье пугающее невидимое присутствие заставляет трепетать каждый нерв твоего тела. Ты начинаешь биться в прутьях, как в силках. Они похожи на вертела, на деревянные стрелы. Твердые, как кость. Прутья повсюду.

Ты просыпаешься, скуля во тьме. Дрожа, словно только что вылез из холодной воды. Твои легкие закачивают в себя воздух, десятилетиями скапливавшийся под старыми домами, загрязненный пораженным плесенью деревом и песчаными дюнами в лишенных света местах.

Где ты? Это просто воздух пробегает по твоему лицу, или его дыхание?

Ты весь в синяках. Спина и плечи болят от деревянного пола, на котором ты лежал, глядя в темноту. Двигая руками, ты издаешь шорох. Спальный мешок. Это спальный мешок, который скатился с пенопластового коврика на грязные деревянные доски и сбился у тебя под коленями. Задыхаясь, ты садишься. Твои ладони касаются шершавого дерева под тобой.

Люк. Меня зовут Люк. Я лежу на полу. На полу этого дома. Того, что мы нашли в черном лесу.

Его дыхание замедляется. Он уже не задыхается. Прутья исчезли. И его никто не преследует. Это всего лишь сон, и ничего больше. Но все тело болит, словно исцарапанное кустами ежевики, шипами и деревьями, похожими на обросшие ракушками корпуса старых лодок. Может, это со вчерашнего дня. После долгого, безумного и изнурительного похода по сырому лесу, которому нет конца.

Он оглядывает комнату и видит красноватое свечение, исходящее из печи, и вспоминает, что Хатч растопил ее накануне вечером. Трудно сказать, сколько сейчас времени, когда ставни и дверь наглухо закрыты, и свет не проникает на лестницу из безоконного чердака. Где его часы?

И где остальные?

Рядом с ним в тусклом красноватом свете он видит лишь пустые спальные мешки, валяющиеся рядом с рюкзаками, и высыпавшимся из них мусором.

Он сидит неподвижно, боясь шевельнуться, и слушает. Напрягая уши, он вслушивается во тьму.